Что вы будете делать, я не знаю. Вероятно, откроете ка-
пот, или как оно там называется. и будете изучать внутренности вашего
быстроногого спутника жизни.
НАТАЛЬЯ. Неужели вы останетесь безучастны?
АНДРЕЙ. Запросто. Мне есть чем заняться. (Открывает книгу).
НАТАЛЬЯ. Позвольте взглянуть.
АНДРЕЙ. Зачем?
НАТАЛЬЯ. А вдруг я тоже захочу почитать.
АНДРЕЙ. Ну, а кто же тогда будет чинить машину?
НАТАЛЬЯ. Вы. Вы же умеете.
АНДРЕЙ. Единственное, что я могу сделать, так это поймать
машину
и попросить водителя помочь вам. За ваш счет, разумеется.
НАТАЛЬЯ. Спасибо. Это очень любезно с вашей стороны.
АНДРЕЙ. Всегда готов помочь в трудную минуту.
НАТАЛЬЯ. А ты все-таки меня любишь.
АНДРЕЙ. Что?
НАТАЛЬЯ. Любишь. Я же вижу, что любишь.
АНДРЕЙ (он, вероятно, опешил). Я? Вас?
НАТАЛЬЯ. Ты. Меня.
АНДРЕЙ. Подождите, подождите. Я не ослышался? Я вас люблю? Еще?
Еще раз.
НАТАЛЬЯ. Да. Именно так: ты меня еще любишь.
АНДРЕЙ. Вот это новость.!
НАТАЛЬЯ. Может быть и новость. Но не для меня.
АНДРЕЙ. Значит, люблю?
НАТАЛЬЯ. Да.
АНДРЕЙ. А почему бы и нет? Да, конечно, люблю. Куда ж от этого
денешься? Скажем, как... как боль. Ты - моя боль, давняя боль. И от-
боли не избавиться, ее можно только приглушить. Человек любит свои бо-
лячки, холит и лелеет их. Ты мне сделала больно. Очень больно. И вре-
мя, подлец, не лечит. Может, конечно, мало его прошло. Я ощущаю эту
боль физически. и я люблю ее. Как часть себя. Как люблю свои руки, но-
ги, волосы, свой гастрит и пралапс митранного клапана.
НАТАЛЬЯ. Я не хотела тебе делать больно.
АНДРЕЙ. Ты не хотела. Но по-другому ты не могла поступить. И ты
была права. Тысячу раз права. Ты подарила мне боль и сделала меня бо-
гаче еще на одну боль. (Целует Наталью).
НАТАЛЬЯ. Что вы делаете?
АНДРЕЙ. Занимаюсь анестезией. Собака лижет свои раны. И человек
тоже от этого недалеко ушел: сует в рот порезанный палец, лижет боль-
ное место, слюнявит и сосет его, чтобы приглушить боль.
НАТАЛЬЯ (отстраняясь). Стоп! По-моему, с вашей анестезией вы
зашли слишком далеко.
АНДРЕЙ. От Сан-Франциско - да.
НАТАЛЬЯ. Мы с вами знакомы от силы двадцать минут, а вы ...
АНДРЕЙ. А мне вдруг показалось, что больше.
НАТАЛЬЯ. Извините, я не засекла время.
АНДРЕЙ. Зато я засек.
НАТАЛЬЯ. Ну и сколько же по вашим часам набежало? Двадцать одна
минута или двадцать две?
АНДРЕЙ. Три года и три месяца.
НАТАЛЬЯ. Боже правый! Я и не подозревала, что знакома с таким ми-
лым человеком целых три года и три месяца.
АНДРЕЙ. И семь дней.
НАТАЛЬЯ. Сама знаю, что семь дней. И одиннадцать часов тридцать
семь минут.
АНДРЕЙ. Я гляжу вы все-таки засекли время.
НАТАЛЬЯ. Да иди ты. Сам виноват. Не надо было рассуждать на эти-
ческие и нравственные темы, когда все ясно. Надо было брать. Верность.
Любит. В плавании. За тех, кто в море. Это свято. Козел ты.
АНДРЕЙ. Ты же мне сказала, что обещала ему дождаться. И потом,
что у вас уже все схвачено на сколько-то там лет вперед, включая пе-
ленки, школьные тетради в косую линейку, цветы к серебряной свадьбе
и...
НАТАЛЬЯ. И ты отказался в его пользу. Какой мужественный посту-
пок! Какой же ты кретин! Ничего я ему не обещала.
Эмоции и чувства, копившиеся несколько лет у каждого по отдельности,
и,
возможно, по разным поводам, выплеснулись наружу, и выяснение каких-то
отношений затянулось на несколько большее время, чем описано здесь.
Факт: данный разговор закончился тем, что Андрей в ярости выбегает на
обочину и начинает "голосовать".
НАТАЛЬЯ. Ты все же думаешь, что тебя довезет кто-нибудь до
Сан-Франциско?
АНДРЕЙ. Я думаю, что вас довезут.
НАТАЛЬЯ. Куда? До Сан-Франциско?
АНДРЕЙ. До Липной Горки.
НАТАЛЬЯ. До какой горки?
АНДРЕЙ. До Липной. У тебя там дом, не так ли?
НАТАЛЬЯ. Дача.
АНДРЕЙ. Замечательно. Еще лучше.
НАТАЛЬЯ. Ты забываешь, у меня машина на дороге. Я без нее с места
не сдвинусь.
АНДРЕЙ. Починим.
НАТАЛЬЯ. Ты же не умеешь.
АНДРЕЙ. Не сумеем, так буксиром потащим.
Тормозит машина. Андрей выбегает за кулису. Через мгновение появляется
с водителем остановившейся машины.
АНДРЕЙ. Понимаете, вот у женщины мотор заглох, то есть не у нее,
а у ее машины. Мне кажется, вы должны разбираться в моторах. Я сам
слабо понимаю, но сдуру решил помочь. Не бросать же дуру, то есть ее
посреди дороги.
АРСЕНИЙ. А как с этим?
АНДРЕЙ. С чем?
ГОЛОС. Эй, Арсений, что там такое?
АНДРЕЙ. А-а, с этим. Я думаю, все нормально.
ГОЛОС. Арсений, не связывайся, мы опаздываем.
АРСЕНИЙ. Сиди ты! Не лезь! Пойдемте, посмотрим.
Андрей и Арсений уходят.
ГОЛОС. Ну, Арсений, мы же опоздаем.
ГОЛОС АРСЕНИЯ. Молчи, сказал. Успеем.
ГОЛОС. Но ведь там будут такие люди. Неприлично опаздывать. К то-
му же Арчибальд Петрович не любит, когда опаздывают. Ну, подумай, что
скажут о нас Еремей Павлович и Венера Павловна. Там же будет новый
экстрасенс. Мы можем не успеть к началу сеанса. А ты приедешь с гряз-
ными, как у слесаря, руками.
Идут долгие причитания по поводу грязных рук. Оглашается весь список
приглашенных дам и кавалеров. Причитания прерываются иногда лаконичной
просьбой заткнуться. Наталья некоторое время остается одна. Она совер-
шенно спокойна. Непринужденно пролистывает оставленную Андреем книгу,
откладывает ее в сторону, отмечает интерес Андрея к логике и моторам и
задает себе вопрос: что ей нужно от этого человека, и почему она не
уехала сразу, а пытается вывернуть что-то наружу толи в ней самой, то-
ли в нем, толи бог знает в какой истории.
1 2 3 4 5 6 7