Не верилось, что этот здоровый румянец щек и искорки, бесятами брызгающие из черных насмешливых глаз, принадлежат женщине, недавно похоронившей супруга. Да и траур она носила своеобразный. Короткая черная юбка на три пальца открывала колени, а темная гипюровая блузка позволяла детально рассмотреть узенький бюстгальтер и наливные груди довольно внушительных размеров.
В общем, баба была в самом соку и ничуть этого не стыдилась. Интересно, в какие игры с ней играл ее восьмидесятилетний муженек и за каким чертом он ей понадобился? Ответ напрашивался сам собой: старичок был сказочно богат, и это обстоятельство толкнуло смазливую женщину на компромисс.
- Проходите, Вера Григорьевна, - обряженный по последнему слову техники, суетился тем временем тесть, украдкой поглядывая на соблазнительный бюст гостьи. - Проходите и будьте как дома. Позвольте представить вам моих домочадцев. Мой любимый зять Константин Иванович Гончаров, - бесцеремонно ткнув меня в грудь, нервно заржал он. - А это его супруга, моя дочь Людмила, в обиходе мы зовем ее просто Милой.
- Очень приятно, - низким грудным голосом заметила Кравчук. Здравствуйте, Людмила Алексеевна. Я очень рада нашему знакомству.
- Добрый день, Вера Григорьевна, - протягивая руку, в тон ей вежливо ответила Милка. - Я слышала о вашем несчастье, позвольте мне выразить вам свое соболезнование. Это такое горе...
- Оставьте, Милочка, ну какое горе? - усмехнулась гостья. - Помер восьмидесятилетний старик, недавно переживший инфаркт. Я к этому была готова, какое уж тут горе? Жалко, конечно, но в конце концов все мы смертны, и дай нам Бог дожить до его возраста, сохранив такое же здоровье. Далеко не каждому дано выпить рюмку водки в день своего восьмидесятилетия. И давайте оставим эту мрачную тему. Не для того я к вам пришла, чтобы поскорбеть вместе с вами. Алексей Николаевич, где ваш обещанный чудотворный портвейн и пельмени собственного изготовления? В ожидании их я сегодня даже не завтракала.
- Верочка, - умильно проворковал полковник, - так все уже готово, прошу к столу. Сначала мы отдадим дань холодным закускам, а уж потом перейдем к более авторитетной еде, пельменям, которые я начал лепить с шести часов утра, - соврал не моргнув глазом тесть.
Галантно подхватив гостью под локоток, он препроводил и усадил ее на самое удобное место, туда, где нам с Милкой сидеть воспрещалось.
После нескольких рюмок вина и необходимого по такому случаю обмена любезностями наш разговор непроизвольно коснулся судьбы Веры Григорьевны.
- Да нет, - стряхнув пепел, после некоторого раздумья заговорила Кравчук. - Кроме благодарности к покойному, я ничего не испытываю. Еще при жизни он честно поделил свое имущество между мной, сестрой и единственным сыном. Мне досталась треть огромного двухэтажного дома, где мы проживали, сестре - ее флигель вместе с пристройками, а остальное получил сын. Три машины он разделил таким же образом. Нам, женщинам, он выделил по "шестерке", сыну отдал "девятку".
- Как я понимаю, вы не являетесь матерью его сына? - закуривая, в свою очередь спросил полковник.
- Ну что вы, он старше меня на пять лет и уже сам имеет двадцатилетнего сына. Он рожден от первого брака, а я у мужа была третьей женой.
- И какие у вас отношения с его семьей?
- Не могу сказать, что блестящие, - принужденно усмехнулась Кравчук. Да оно и понятно, кому понравится тот факт, что за пять лет до смерти старик приводит домой совершенно чужую тетку, которой потом отписывает здоровенный кусок особняка, да еще в придачу машину и некоторую сумму денег.
- Старика-то я понимаю, - глубоко затянувшись, выдохнул полковник. Мне не понятна ваша позиция. Почему вы, красивая умная женщина, решились на этот альянс?
- Все очень просто, мне надоела вечная нищета и муж-пьяница, который, напиваясь, избивал меня до полусмерти. Рожать я теперь не могу именно по этой причине. Вы скажете, что можно было развестись и разменять квартиру? Я и развелась, но вот с разменом двенадцатиметровой малосемейки дальше разговоров дело не пошло. Но жить с пьяницей и драчуном я больше не могла. Снимала у бабки комнату за четыреста рублей, притом что сама, как медсестра, получала пятьсот. Приходилось подрабатывать черт знает как и черт знает где. Из дому уходила в шесть утра, а возвращалась в полночь. Постоянное недосыпание. За тот год я вымоталась так, что стала похожа на бестелесную тень. Кожа, кости да клок волос на голове. Появились глубокие морщины, ими был изрезан весь лоб и щеки. Под лихорадочно блестящими глазами свисали зеленые мешки, которые не брала ни одна косметика. Я понимала, что пропадаю, и была близка к тому, чтобы наложить на себя руки.
Однажды перед закрытием к нам в кафе, где я подрабатывала уборщицей и посудомойкой, заглянул старик. Здоровый, румяный, он казался гораздо моложе своих лет. Несколько минут понаблюдав, как я орудую шваброй, он поманил меня пальцем. С некоторым раздражением я подошла к его столику.
- Садись, - просто предложил он. - Кушать будешь?
Отрицательно мотнув головой, я хотела отойти от столика, но он крепко ухватил меня за руку и насильно усадил напротив.
- Может быть, выпьешь рюмку водки?
- Спасибо, но я не пью, - пролепетала я под его тяжелым, оценивающим взглядом.
- Взаправду не пьешь или кобенишься? - сдвинув мохнатые брови, сурово спросил он.
- А с чего мне пить, дядя? - усмехнулась я, доставая из его пачки сигарету. - Какое может быть питие, когда мне едва хватает на хлеб, да и работаю я в больнице медсестрой, а пьяниц там не держат.
- Это хорошо, - подумав, пробурчал он.
- Что - хорошо? - зло усмехнулась я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60