Антон Первушин
В ОЖИДАHИИ ДЖЕДАЯ,
или К вопросу об активной жизненной позиции.

Принцесса: А что это Хэн Соло ничего не ест?
Хэн Соло: Так ведь, матушка, до первого Джедая нельзя. Ждем-с!
Оговоримся с первой строки. В этой статье не рассматриваются такие
близкие к HФ жанры как детектив, триллер или фэнтези. И уж тем более не
принимаются во внимание тенденции, имеющие сегодня место в так
называемой Большой Литературе. Отметим лишь только, что у персонажей,
характерных для первого жанрового триумвирата, с активной жизненной
позицией изначально все было в порядке и сегодня традиция успешно
поддерживается. Что касается Большой Литературы, то при тех смехотворно
малых тиражах, которыми она ныне издается, говорить о ее влиянии на масс-
медиа просто не приходится.
К HФ же будем относить все произведения, в той или иной степени
оперирующие атрибутикой сформировавшегося в пятидесятых-шестидесятых
годах литературного направления, отличающегося от других литературных
направлений тем, что при явной фантастичности всех описываемых внутри
него ситуаций, героев, социумов и миров авторами старательно соблюдались
основополагающие законы физики, а если где и нарушался второй принцип
термодинамики, то лишь с целью подчеркнуть, что такой принцип все-таки
есть и нарушить его не так-то просто. Именно поэтому, видимо, в свое время
указанное направление получило не в полном смысле соответствующее ему
клеймо "научной" фантастики. К HФ таким образом мы можем отнести
"твердую" фантастику, альтернативную историю, по большей части социально-
психологическую фантастику и уж конечно киберпанк. В общем, любой роман-
рассказ, где стреляют бластеры, зеленеют пришельцы, пыхтят паровые
компьютеры и взрываются звездолеты.
Опять же очень важно отметить, что HФ как литературное направление
имеет ограниченный контингент читателей, но зато этот контингент в большей
степени, чем у других жанров, отличается постоянством личного состава и
вектора интересов. Уже на основании этого можно сказать, что те или иные
тенденции внутри направления есть прямая функция удовлетворения
эстетических потребностей прежде всего именно этого контингента, а всякое
внешнее влияние в силу своей малости может не приниматься в расчет.
Итак, какую же эволюцию претерпела пресловутая активная жизненная
позиция персонажей HФ за последние два десятка лет? И имелась ли указанная
эволюция вообще?
Вопрос не праздный. Ведь HФ - это, пожалуй, единственный жанр, где
любой автор до сих пор мог позволить себе выбрать героя из любого списка: от
блистательного Императора всея Галактики до грязного полукибернетического
ассенизатора, и дальнейшее развитие сюжета определялось именно степенью
активности этого героя, побеждающего или наоборот отступающего перед
обстоятельствами. И степень эта никогда не являлась величиной с первых
страниц предсказуемой. Посему если Конан-варвар не имел никогда права
страдать от комплекса Родиона Раскольникова, то вполне имел это право и
частенько им пользовался Максим Каммерер. А значит, рассмотрев вопрос,
насколько часто теперь Максим Каммерер уподобляется Конану-варвару, мы
сможем ответить на вопрос, насколько часто любители HФ уподобляются
любителям фэнтези.
Для начала же обратимся к истокам российско-советской HФ, то есть годам
к шестидесятым.
Все мы отлично помним, как заказ на активную жизненную позицию
спускался писателям-фантастам сверху. То есть, если герой произведения уже
сейчас боролся на просторах геополитической арены с разного рода безумными
учеными от мира просвященного империализма или реваншистами, засевшими
в латиноамериканских джунглях, он не мог не иметь активной жизненной
позиции, не говоря уже о том, чтобы в ночных кошмарах подсчитывать,
скольких там империалистов-реваншистов он из соображений пацифизма
отправил на тот свет. Сложнее обстояло дело с утопиями. Как-то очень уж не
укладывался суперагент КГБ в образ человека светлого будущего, где, как мы
знаем, и злодеев-то всего двое осталось: Крысс и Весельчак У. Тем более, что
либеральная интеллигенция, из которой в большинстве своем состоит
сообщество писателей-фантастов, несмотря на все установки, несколько по-
иному, чем предписывалось, представляло себе и само будущее и человека в
нем. В результате был найден компромисс: герой помещался в настолько
невыносимые для его "коммунистической" морали и элементарного выживания
условия существования (на другой планете, само собой разумеется), что ему
ничего не оставалось другого, как действовать. Без оглядок на совесть и прочие
комплексы. Hа страницах фантастических романов появились такие фигуры,
как "печальное чудовище" Рудольф Сикорски и беглец из концентрационного
лагеря Саул Репнин, космолетчики в дебрях Даль-Геи и агенты КФ. Таким
образом, сверхактивная жизненная позиция героев советской фантастики
являлась лишь спонтанной реакцией на воздействие внешних факторов. Hе
герой ломал ситуацию, как это принято, скажем, у легкомысленных
американцев, - ситуация ломала героя.
Семидесятые-восьмидесятые годы. Заказ на активную жизненную позицию
остался прежним. Однако новое поколение писателей-фантастов, воспитанное
на горьких размышлениях дона Руматы, да и сам читатель, утопающий в болоте
развитого социализма, не видели уже иного способа для порядочного героя
вступить в кровавую разборку, как только быть в нее втянутым. И что особенно
характерно, у этих новых героев появились откровенно суицидные настроения,
а если они что-то и предпринимали, то только для спасения своих детей,
близких или просто неких масс людей, описанных авторами в той или иной
степени конкретизации.
1 2 3