Во сне он сначала тянул один за другим
три билета, а потом поднимался вверх по длинному спиральному подъему,
вроде того, который был в одном из корпусов его первого института, где
он изучал электроплавильные печи. Ему надо было найти экзаменаторов
самому, но каждый раз, когда он открывал одну из дверей, вместо
аудитории перед ним открывалось закатное подмосковное поле, по которому
он гулял с Гиреевым в тот достопамятный вечер. Это было очень странно,
потому что в своих поисках он успел подняться на несколько этажей вверх.
Проснувшись до конца, он немедленно вспомнил о Григории и его
альбоме. "Купил, - подумал он с ужасом, - и съел..." Вскочив с кровати,
он подошел к столу, выдвинул верхний ящик и увидел марку с улыбающимся
сиреневым лицом. "Нет, - подумал он, - слава Богу..." Положив марку в
самый дальний угол ящика, он накрыл ее коробкой цветных карандашей.
Телефон между тем все еще звонил. "Путин", - решил Татарский и взял
трубку.
- Алло, - сказал незнакомый голос, - могу я поговорить с
Татарским... э-э... господином?
Татарский не обиделся - по запутавшейся интонации собеседника он
понял, что тот по ошибке произнес сначала фамилию, а потом социальный
артикль.
- Это я.
- Здравствуйте. Говорит Владимир Ханин из агентства "Тайный
советчик". Ваш телефон у меня остался от Димы Путина. Не могли бы мы с
вами сегодня встретиться? Лучше прямо сейчас.
- А что такое? - спросил Татарский, уже понимая по этому "остался",
что с Пугиным случилось что-то нехорошее.
- Дима скончался. Я знаю, что вы с ним работали. А он работал со
мной. Так что косвенно мы знакомы. Во всяком случае несколько ваших
работ, по которым вы ждете ответа от Путина, у меня на столе.
- А как это случилось?
- При встрече, - сказал новый знакомый. - Запишите адрес.
Через полтора часа Татарский вошел в огромный комплекс комбината
"Правда" - туда, где когда-то помещались редакции чуть ли не всех
советских тазет. На вахте для нето был выписан пропуск. Он поднялся на
восьмой этаж и нашел комнату с нужным номером; на ее двери висела
металлическая табличка со словами "Идеологический отдел" - явное
советское наследство.
Ханин был в комнате один. Это был мужчина средних лет с приятным
бородатым лицом - он сидел за столом и что-то торопливо писал.
- Проходите и садитесь, - сказал он, не поднимая головы. - Я
сейчас.
Татарский сделал два шага в глубь комнаты, увидел приклеенный
скотчем к стене рекламный плакат и чуть не подавился собственной слюной.
Как следовало из текста под фотографией, это была реклама нового вида
отдыха с попеременным пользованием совместно арендуемыми апартаментами -
Татарский уже слышал, что это такое же мошенничество, как и все
остальное в жизни. Но дело было не в этом. Метровая фотография
изображала три пальмы на каком-то райском острове, и эти три пальмы
точь-в-точь повторяли голографический рисунок с пачки "Парламента",
найденной им на зиккурате. Но даже это было пустяком по сравнению со
слоганом. Под фотографией крупными черными буквами было написано:
IT WILL NEVER BE THE SAME!
- Я же говорю, садитесь! Вот стул.
Голос Ханина вывел Татарского из транса. Он сел и неловко пожал
протянутую ему через стол руку.
- Чего там такое? - спросил Ханин, косясь на плакат.
- Так, - сказал Татарский. - Дежа вю.
- А! Понятно, - сказал Ханин таким тоном, словно ему и правда
что-то стало понятно. - Значит, так. Сначала о Путине...
Постепенно приходя в себя, Татарский стал слушать. Это было явное
ограбление по наводке, причем грабитель, судя по всему, знал, что Путин
работал таксистом в Нью-Йорке. История звучала жутко и не очень
правдоподобно: когда Путин прогревал мотор, к нему в машину, на заднее
сиденье, сели двое и назвали адрес: Вторая авеню, угол Двадцать седьмой
улицы. В какомто рефлекторно-гипнотическом трансе Путин тронулся с
места, свернул в переулок - и это было все, что он успел рассказать
милиции и врачам. В сто теле насчитали семь пулевых ран - стреляли прямо
сквозь спинку кресла. Пропало несколько тысяч долларов, которые Путин
вез с собой, и какая-то папочка - о ней он не переставая бредил до самой
смерти.
- А папочка, - грустно сказал Ханин, - не пропала. Вот она. Он ее у
меня забыл. Хочешь посмотреть? Я пока пару звонков сделаю.
Татарский взял в руки бесцветный скоросшиватель из картона. Ему
вспомнилось усатое лицо Путина, такое же бесцветное, как этот картон, и
черные пуговки его глаз, похожие на пластмассовые заклепки. Видимо, в
папке были работы самого Путина - тот столько раз намекал, что судит о
чужих произведениях не просто как сторонний наблюдатель. Кое-что было
по-английски. "Наверно, - решил Татарский, - он уже в Нью-Йорке начал".
Пока Ханин говорил по телефону о каких-то расценках, Татарскому попалось
два настоящих шедевра. Первый был для Calvin Klein:
Изящный, чуть женственный Гамлет (общая стилистика - unisex),
в черном трико и голубой курточке, надетой на голое тело, медленно
бредет по кладбищу. Возле одной из могил он останавливается,
нагибается и поднимает из травы череп розового цвета. Крупный план
- Гамлет, слегка нахмурив брови, вглядывается в череп. Вид сзади -
крупный план упругих ягодиц с буквами СК. Другой план - череп,
рука, буквы СК на синей курточке. Следующий кадр - Гамлет
подкидывает череп и бьет по нему пяткой. Череп взлетает высоко
вверх, потом по дуге несется вниз и, словно в баскетбольное
кольцо, проскакивает точно в бронзовый венок, который держит над
одной из могил мраморный ангел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88