Совершенствуясь от опыта к опыту, текст следовал душевному состоянию св
оего творца, его ощущению времени. На страницах писем и рукописей, исписа
нных четким, одухотворенно летящим почерком Пастернака, постоянно упом
инается работа над прозой.
В 1915 Ч 1917 годах, одновременно с первыми книгами своих стихотворений, Пасте
рнак написал несколько новелл, из которых была напечатана только «Апелл
есова черта». Вскоре автор перестал считать удачной не только эту новелл
у, но и её манеру, замысел, подчиненный тогдашнему пониманию задач искусс
тва. Эти мысли высказаны им в короткой повести «Письма из Тулы». Новые взг
ляды Пастернак стремился воплотить в начатом тогда же романе. Посылая ег
о отделанное начало (примерно пятую часть) редактору и критику В. Полонск
ому, он писал:
«Вот история этой вещи. До 17 года у меня был путь Ч внешне общий со всеми; н
о роковое своеобразие загоняло меня в тупик, и я раньше других, и пока, каж
ется, я единственно, Ч осознал с болезненностью тот тупик, в который эта
наша эра оригинальности в кавычках заводит… И я решил круто повернуть. Я
решил, что буду писать, как пишут письма, не по-современному, раскрывая чи
тателю все, что думаю и думаю ему сказать, воздерживаясь от технических э
ффектов, фабрикуемых вне его поля зрения и подаваемых ему в готовом виде,
гипнотически и т. д. Я таким образом решил дематерьялизовать прозу…»
Так появилась известная повесть «Детство Люверс».
До начала тридцатых годов Пастернак время от времени упоминает о продол
жении и развитии сюжетных линий романа.
Появляются прозаические (1922 год), а затем Ч стихотворные главы романа «Сп
екторский» и «Повесть», в начале которой читаем:
«Вот уже десять лет передо мною носятся разрозненные части этой повести
, и в начале революции кое-что попало в печать.
Но читателю лучше забыть об этих версиях, а то он запутается в том, кому из
лиц какая в окончательном розыгрыше досталась доля. Часть их я переимено
вал; что же касается самих судеб, то как я нашел их в те годы на снегу под дер
евьями, так они теперь и останутся, и между романом в стихах под названием
«Спекторский», начатым позднее, и предлагаемой прозой разночтения не бу
дет: это Ч одна жизнь» (1929 год).
Трагические события в истории страны Ч коллективизация, надвигающийс
я террор Ч и происходившая на этом фоне личная семейная драма требовали
перелома и в отношении к себе, своей работе. Пастернак пишет итогово-биог
рафическую «Охранную грамоту» (1931 год).
Замысел работы о судьбах поколения после пятилетнего перерыва приобре
тает новые черты:
«А я, хотя и поздно, взялся за ум. Ничего из того, что я написал, не существуе
т. Тот мир прекратился, и этому новому мне нечего показать. Было бы плохо, е
сли бы я этого не понимал. Но, по счастью, я жив, глаза у меня открыты, и вот я с
пешно переделываю себя в прозаика Диккенсовского толка, а потом, если хв
атит сил, в поэта Ч Пушкинского. Ты не вообрази, что я думаю себя с ними сра
внивать. Я их называю, чтобы дать тебе понятье о внутренней перемене.
Я мог бы сказать то же самое и по-другому. Я стал частицей своего времени и
государства, и его интересы стали моими», Ч читаем в письме к отцу 25 декаб
ря 1934 года.
Период, связанный с Первым съездом писателей (1932-1936), стал временем наибольш
ей общественной деятельности Пастернака.
Во многом это объяснялось инициативой Горького и Бухарина. О Пастернаке
писали и говорили. На него возлагали надежды. На съезде он был выбран в пра
вление Союза, несмотря на то, что в своей речи сказал: «При огромном тепле,
которым окружает нас народ и государство, слишком велика опасность стат
ь социалистическим сановником. Подальше от этой ласки во имя её прямых и
сточников…»
Пастернак чувствовал большую ответственность, участвовал в собраниях
и дискуссиях, отстаивая свое мнение самостоятельного художника. Ему рез
ко возражали. Все это тяготило его, как утомительная и бесполезная трата
времени. Он страдал от бессонницы и переутомления. После вынужденной пое
здки в Париж на Конгресс писателей в защиту культуры летом 1935 года заболе
л и поехал в Болшевский санаторий. Вспоминая об этом периоде, Пастернак п
исал В. Ф. Асмусу:

«Тогда я был на 18 лет моложе, М
аяковский не был еще обожествлен, со мной носились, посылали за границу, н
е было чепухи и гадости, которую я бы не сказал или не написал и которой бы
не напечатали, у меня в действительности не было никакой болезни, а я был т
огда непоправимо несчастен и погибал, как заколдованный злым духом в ска
зке. Мне хотелось чистыми средствами и по-настоящему сделать во славу ок
ружения, которое мирволило мне, что-нибудь такое, что выполнимо только пу
тем подлога. Задача была неразрешима, это была квадратура круга, я бился о
неразрешимость намерения, которое застилало мне все горизонты и загора
живало все пути, я сходил с ума и погибал. Удивительно, как я уцелел, я долже
н был умереть…»

(3 марта 1953 года).
К осени тридцать пятого года Пастернак вернулся домой и мог возобновить
работу над романом, который, судя по уцелевшим листам, сложенным как обло
жка рукописи, мог быть, в частности, назван «Записки Патрикия Живульта». Н
есколько разрозненных фрагментов этой работы были напечатаны тогда же
в «Литературной газете», «Огоньке», журнале «30 дней». В целом же начало пр
озы 1936 года случайно сохранилось в бумагах журнала «Знамя» и было опублик
овано лишь в 1980 году в «Новом мире».
В конце тридцатых годов Пастернак зарабатывал переводами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30