Вот это меня в них и раздражало. У них было множество каких-то
извращенных представлений о жизни на Корабле, и они ими настойчиво
щеголяли. Особенно Ральф, он был догматиком и действительно верил в то,
что говорил. Например, он считал, что мы ходим голыми всегда и везде. Да,
действительно, некоторые люди ходят голыми в уединении собственной
квартиры, но хотела бы я посмотреть на того, кто решил бы поиграть голым в
футбол. Но суть в другом: хотя Ральф был не прав, он и слышать не хотел об
этом. Он преспокойно высказывал свои бредовые представления и ждал, когда
ты с ним согласишься.
Он заявил и еще одну вещь. Плохо, сказал он, что люди на Корабле
вынуждены жить в переполненных тесных клетушках, - и разве мне не больше
по душе здешний вольный простор? Я попыталась объяснить ему, что
"клетушки" были давно, сейчас теснота забыта, но потом, желая быть до
конца честной, допустила ошибку, упомянув об интернатах. Там-то
действительно тесно. Но так я только запутала вопрос, и в конце концов
Ральф отмахнулся - всем, мол, известно, какая у вас гнусная жизнь, и
нечего оправдываться.
Хельга была более терпимой. Она только задавала вопросы.
- А правда, что вы не едите пищи на вашем Корабле?
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, говорят, что вы не выращиваете пищу, как мы, а едите землю и
всякую гадость?
- Нет, конечно, - отвечала я.
- А правда, что вы убиваете детей, которые рождаются с уродствами?
- А разве вы так делаете?
- Мы нет, но все говорят, что так делаете вы.
Ральф действительно меня обидел своим замечанием "Вода тебя отмоет".
На Корабле сохранилась очень ясная память о том, какими грязными были
колонисты и как дурно они пахли. Сам же Ральф явно не замечал неприятных
запахов, наполнявших воздух в порту. Не иначе, у него был какой-то дефект
обоняния. Но больше всего мне не нравился безапелляционный тон, которым он
все это говорил.
Я следила, как Ральф и Хельга установили парус, отвязали лодку от
пирса, потом Ральф взялся за небольшой румпель, потянул за канат утлегера
- и бриз наполнил парус звучным хлопком.
Мы отчалили от правого мола, ветер дул в спину. Впереди пролегла вся
акватория порта. Меня раздражали удары волн и брызги, серый день наводил
тоску, но почему-то мне подумалось, что будь погода получше, а у меня -
время привыкнуть к этой планете, плавание получилось бы куда приятнее.
Но, к сожалению, я не могла не вспоминать, что у себя, на Третьем
Уровне, мы управляем погодой гораздо лучше, чем они здесь. Если
планируется дождь, все заранее знают, когда он пойдет. Поворот рубильника
- и дождь льется, пока его не выключат. И никому не приходится дышать
таким вот неимоверно влажным воздухом.
Мы плыли, и Хельга, желая, видимо, выказать дружелюбие, начала
разговор.
- У тебя есть братья или сестры? - спросила она.
- Нет, - ответила я. - По-моему, нет. Я никогда о них не слышала.
- Как, разве ты не знала бы о них? Может, у тебя есть сводные?
- Точно не знаю, но мне о них никто не говорил. Мои родители
поженились так давно, что если бы у меня и был брат, он давно был бы
взрослым. Или даже умер бы.
Может показаться странным, но меня никогда не занимал этот вопрос. Я
вообще не думала о братьях и сестрах. Это было интересное наблюдение, но
тогда я не приняла его во внимание, хотя стоило бы.
Хельга посмотрела на меня озадаченно.
- Поженились? Я думала, вы вообще не женитесь, как люди. Я думала, вы
живете с кем хотите...
- Мои родители, - сказала я с достоинством, - женаты уже больше
пятидесяти лет. Земных лет.
- Пятьдесят лет?! Не может быть! Я же только что видела твоего отца,
он на вид младше моего...
- А сколько лет твоему папе?
- Сейчас скажу... - Хельга что-то подсчитала в уме. - Около
пятидесяти.
- Ну, а моему - восемьдесят один. Земных.
Они посмотрели на меня с выражением полнейшего недоверия.
- О, ты лжешь!
- А матери моей - семьдесят четыре! Или семьдесят пять, не помню
точно.
Хельга бросила на меня полный негодования взгляд и отвернулась. Но я
говорила правду, и если она не хотела мне верить, тем хуже для нее.
Не скажу, что состоять в браке пятьдесят лет - обычное дело для
жителей Корабля. Как правило, люди устают друг от друга после двадцати или
тридцати лет и затем расстаются. Есть и другие, их немало, которые, не
желая перманентного брака, просто сходятся и живут вместе. И есть третьи,
которые, не будучи даже знакомыми, заводят детей лишь потому, что так
советует Корабельный Евгеник.
Но что бы там Хельга ни утверждала, это было искажение
действительности.
Мои родители были странной парой. Женатые полвека, они уже восемь лет
не жили вместе. Когда мне было четыре года, матери представилась
долгожданная возможность - изучать искусство под руководством Лемоэля
Карпентера. И она ушла. Правда, если вы женаты целых пятьдесят лет и
ожидаете, что впереди вас ждет еще столько же, то перерыв лет на восемь
едва ли будет заметен.
Честно говоря, я не понимала, что мои родители находили друг в друге.
Слишком они были разными людьми. Я любила и уважала отца, но мать не
любила совсем. Быть может, мы просто не находили общего языка. Например, я
считала, что это ее "искусство" - самая настоящая ерунда. Однажды, в одно
из редких посещений ее квартиры, я увидела некую скульптуру.
- Это называется "Птица", - сказала мать.
Я и сама видела, что больше всего "это" похоже именно на птицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84