Торжества, правда, не было. Была усталость… Нет, было и торжество. В заговоре я не сомневался. Не сомневался теперь и в том, что его уже не будет.Мало-помалу я стал приходить в состояние легкой эйфории. Я понимал, конечно, что мне повезло, и даже не один раз. На цель меня вывела цепь случайностей, но ведь инспектору Сбитневу удалось поймать концы этой цепочки! В неполную неделю практически распутать дело, которое вначале казалось ничтожным, а оказалось значительным! Пропустив – да, я понимал это – много важных узлов, я сумел ухватиться за предпоследний! Держа теперь его в руках, спокойно можно выловить все остальное, пребывающее пока во тьме.Я размышлял о том, что мне дадут теперь оперативную группу. Знал я и много, и мало, но, как мне казалось, крепко держал в руке пойманный кончик цепочки.Направляясь к административному корпусу, я так и эдак переворачивал в уме непонятные места в словах Ользевского. Во-первых, я твердо решил, что Ользевский наверняка не знает истинных целей задуманной операции. Его друг Костас, по-видимому, был тем самым человеком, который должен был осуществить план негуманного воздействия на прошлое. Кто он? Не Гонсалес ли, сменивший имя? Это первое, что следовало выяснить. Я торопливо намечал и другие вопросы. Версия приобретала вид таблицы Менделеева, где пока еще многие, многие клетки оставались пустыми, но обязательно будут заполнены.…Димчеву очень хотелось спросить, чем закончилось мое посещение лаборатории стохастических машин, однако он не спросил ни о чем, а когда я попросил ознакомить меня с программой предстоящих запусков, он, ни слова не говоря, включил дисплей. Первая же фамилия заставила меня внутренне возликовать. «Костас Георгиадис, – поплыли буквы на экране. – Греция. 1928 год. Очередность запуска – первая. Тема: локальная конвергентная прогрессизация вертикального типа с ожидаемым политическим резонансом в Европе в первое двадцатилетие до восьми баллов». Значит, до восьми баллов… Политическое землетрясение…– Когда будет произведен запуск? – поинтересовался я.Цветан Димчев пожал плечами и неопределенно усмехнулся.– Может быть, завтра, – сказал он. – А может быть, через год.Оказывается, определенным было только годовое число экспериментов, вернее, даже не число их, а выделяемое институту количество энергии. Этой энергии хватило бы на два-три запуска в канун второй мировой войны или на двенадцать-пятнадцать в наиболее благоприятный период – середину восемнадцатого века. Обычно большинство проектов и были рассчитаны на восемнадцатый век. Процедура защиты была довольно канительной, но даже одобрение проекта комиссией ООН еще не означало окончательного решения. За оппозицией оставалось право вето, которое она могла применить до шести раз в год. Впрочем, это средство применялось редко. После принятия решения комиссией о разрешении эксперимента право вето могло быть применено в течение месяца минус сутки до момента запуска.Я задал следующий вопрос: о роли стохастической машины.Димчев заявил, что это – самое иезуитское правило, придуманное оппозицией. После того, как решение о запуске утверждается и вето не накладывается, в самый канун запуска через постоянного представителя оппозиции при ИАВ сообщается код, на основании которого включается программа случайного выбора вероятностей, Оказывается, темпонавт может оказаться не в прошлом, к которому он так тщательно готовился в течение многих лет, а в особой установке, называемой фантоматом и имитирующей условия любой исторической эпохи. Определить, находишься ты в реальности или в фантоматической установке, практически совершенно невозможно. Поведение темпонавта при этом становилось объектом наблюдения и анализа. Попадал в фантоматическую установку примерно каждый третий темпонавт. Срок его пребывания в имитационной установке неизвестен никому, так как в зависимости от кода выбирается одна из множества программ, которые также имеют значительный разброс значений. Кодом определяется функция, по которой машина выбирает случайное значение срока. Некоторые функции могут иметь экстремальные значения, доходящие до пяти-шести лет, однако весьма мала вероятность выпадения такого срока. Обычно если темпонавт попадает в фантомат, он находится там от нескольких дней до трех-пяти месяцев, после чего ему вновь предоставляется возможность попытать судьбу – вне очереди.Простившись с Димчевым, я отправился на службу и, приведя мысли в порядок, предстал перед шефом.Докладывал я нарочито скромно, однако внутренне ликовал…– …Таким образом, – токовал я, – складывается следующая картина. Существует группа, поставившая целью заброску в прошлое своего агента. План, по которому он намеревается действовать, имеет целью не демократические преобразования, а диктатуру. В состав этой группы входит продюсер К. П. Темпонавт, который готовится осуществить задуманный план, имеет первую очередность запуска. Его имя Костас Георгиадис. Известно, что может произойти имитация запуска. Чтобы этого не случилось, руководитель группы обслуживания Марк Ользевский должен внести соответствующие изменения в работу машины на основании кода, который группа выясняет путем подкупа соответствующих лиц в ООН. Здесь следует отметить, что программист Ользевский не подозревает об истинных целях группы и действует из иных соображений: Костас Георгиадис его друг. Тем не менее Ользевский согласился взять деньги в размере 500 тысяч долларов, чтобы не возбуждать подозрений подкупивших его лиц. Ользевский должен завтра явиться с повинной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41