– У меня немного побаливает живот, – сказала она.
– Может быть, выпьешь чая с джинсенгом?
Он посмотрел в окно на скрепер, который с грохотом спускался с холма, направляясь к строительной площадке, раскинувшейся амфитеатром у озера.
– И слегка вспучило.
– В таком случае, может быть, добавим немного настоя на коре яблони и шафране.
– И... и у меня уже пять месяцев нет менструации.
Питер заметно напрягся и медленно повернулся в ее сторону. – Сколько времени?
– Пять месяцев.
Его глаза сузились.
– Значит, надо полагать, что ты забеременела?
Аннали удалось изобразить слабую улыбку.
– Вполне вероятное предположение, – отозвалась она.
– Вест? Музыкант?
– Да. Его зовут Тейлор, отец, если ты не забыл.
– Ты уверена в этом?
– В том, что его зовут Тейлор?
– Нет, что ты в положении.
Аннали изучающе смотрела в лицо отцу и вслушивалась в его голос, чтобы понять, о чем он думал и что чувствовал. На первый взгляд признаки были обнадеживающие.
– Уверена, провели тест. И, Питер, прежде чем ты задашь очевидный вопрос, хочу сказать, что я очень счастлива и взволнована всем, что произошло.
– Очень приятно.
– Папа, не ругайся.
Питер натягивал на себя просторную махровую водолазку. Аннали видела, что он пытается осмыслить услышанные новости. Его неудовольствие просматривалось легко. Но в этом не было ничего удивительного. Ему мало что нравилось из того, что делалось не по его инициативе или не под его контролем.
– А Тейлор?
– Он будет продолжать разъезжать со своим оркестром. Но, рано или поздно, мы поженимся.
Питер схватил десятифунтовую гирю и рассеянно с полдюжины раз покрутил ею сначала одной рукой, потом другой.
– Ты любишь его? – неожиданно спросил он.
Вопрос застал Аннали врасплох – особенно учитывая то обстоятельство, что он задал его до расспросов о доходах или материальных перспективах Тейлора.
– Да... да, я очень его люблю.
– И он серьезно относится к своим занятиям музыки?
– Да, очень серьезно.
Аннали не верила своим ушам. На такую реакцию она даже не могла рассчитывать, Питер открывался ей с совершенно неожиданной стороны.
– У меня есть знакомый, – собственно, пациент – вице-президент компании пластинок «Блю ноут». Тебе известна эта компания?
– Туда попадают только лучшие джазы...
– Могу для оркестра Тейлора устроить прослушивание с целью записи.
– Питер, это было бы замечательно.
– После свадьбы.
– Такое, собственно, условие... это зависит от...
– И если мой знакомый сочтет, что они на уровне, я материально поддержу выпуск их альбома.
– Понимаю.
– При условии, что вы оба и ребенок поселитесь здесь, в «Ксанаду» – во всяком случае, до тех пор, пока не встанете на ноги в финансовом отношении.
– Очень великодушное предложение.
– Аннали, ты мое единственное дитя. Хочу, чтобы тебе жилось хорошо.
– Понимаю, – отозвалась она, все еще удивленная и сбитая с толку. – Не могу поручиться, что Тейлор примет твои условия, но надеюсь, что согласится.
– Так же думаю и я, – продолжал Питер. – И конечно, я хочу, чтобы роды состоялись здесь, в «Ксанаду». Мы привезем сюда лучших в мире акушерок.
– Питер... я... я, в общем-то, решила рожать ребенка в больнице под присмотром профессионального врача-акушера.
– Вот как?
Аннали остро чувствовала, что отец уже догадывался, что за этим последует.
– Я уже ходила к одному врачу. Она согласилась взять меня в свои пациентки.
– Она?
Аннали вздохнула.
– Сара. Сара Болдуин. Я ходила к ней на прием в больницу.
Взрыва, которого она опасалась, опять не произошло.
– Знаю, – спокойно заметил Питер.
– Что?
– Видел тебя в зрительном зале в вечерней сводке новостей. Не будет преувеличением сказать, что ты явно выделялась в этой толпе.
– Почему же ты ничего не сказал мне об этом?
– Говорю теперь кое-что. А теперь, когда я узнал, зачем ты ходила туда, скажу значительно больше. Я не допущу, чтобы мой внук появился на этот свет в зараженной микробами, провонявшей антисептическими средствами, подверженной множеству ошибок больнице. И особенно не допущу к этому Сару Болдуин.
– Но...
– Аннали, вон там на скамейке лежат экземпляры вчерашней «Геральд» и сегодняшней «Глоб». В обеих этих газетах помещены статьи о Саре. Похоже, что ты не читала их и не слушала новостей вчера вечером. Иначе ты наверняка сказала бы об этом.
Он терпеливо ждал, пока она пробежит статьи в этих газетах.
– Рекомендовала ли она, тебе эти травы? – спросил он.
– Да. Я... я думала, что к этому ты отнесешься одобрительно.
– Я ничего не одобряю из того, что делает или когда-либо сделает Сара, за исключением разве лишь ее отказа, полного отказа от вредных усилий сочетать медицину и целительное лечение.
– Но...
– Аннали, мне надо встречаться с людьми в два часа пополудни. Думаю, что тебе следует поприсутствовать на этой встрече.
– Кто такие?
– Два часа. В моем кабинете. И пожалуйста, ни слова Саре Болдуин... во всяком случае, до тех пор, пока ты не выслушаешь этих людей. Договорились?
Аннали внимательно всматривалась в выражение боли и злобы на лице отца. Она знала, что Сара уязвила его своим уходом. Но до настоящего момента не представляла себе, как глубоко.
– Договорились, – наконец сказала она.
Глава 16
8 июля
Лидия Пендергаст согнулась в пояснице и медленно, очень медленно стала вытягивать руки к полу. С одной стороны небольшой комнаты для осмотров внимательно наблюдали за ней Сара, костоправ Захарий Риммер и одна из сестер группы снятия боли.
– Все ниже и ниже мы сгибаемся, – произнесла Лидия, – и никто не знает, где остановимся.
Это была бодрая для своих семидесяти лет женщина, которая практически слегла из-за болей в пояснице и радикулита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140