– Зачем?
– Ты показывала ему дорогу от самого Танаиса? – строго спросил толмач. – Бывала в этих краях?
– Да, – подтвердила удивленная нубийка. – Верно, Танаис. Все знаешь как?
Толмач освободил пальцы, уставился в глаза Ледии.
– В Ниневию он может въехать и без тебя, – сказал ей. – Этот город рядом. Бери сумку и отправляйся домой. Ведь он обещал отпустить тебя на родину?
– Да, – снова кивнула девушка. – Нубия родина.
– Держи. – Толмач поднял сумку, намереваясь вытряхнуть из нее монеты в полу ее плаща, но Ледия отпрянула, вскочила на ноги.
– Боюсь! – вскрикнула она. – Пусть сам даст. Не хочу погубить душа. У меня все уже нет, кроме душа. Не давай!
Толмач подумал и направился к повозке. Там нашел кусок полотна, высыпал из сумки все, что в ней было, связал узелком и насильно всунул в руки Ледии.
– Бери, глупая женщина! – прикрикнул он. – В Ниневии тебя сделают трижды рабой. Вот твой конь. Садись, и пусть боги наладят тебе дорогу счастливой.
Нубийка в ужасе прижала узелок к груди, между тем как толмач отвязал коня, подвел к ней, взял за локотки и подбросил в седло.
– За душу свою не бойся. На мне теперь твой грех. – Он улыбнулся полумертвой от страха и радости девушке, перекинул через голову коня повод. – Скачи спиной к солнцу. Там твоя земля.
Толмач хлестнул коня пустой сумкой. Конь рванул со двора, перескочил через жерди ворот, сбив верхнюю копытом, пронесся мимо лачуг, оставляя за собой красноватый шлейф пыли. Нубийка ловко держалась в седле, правила ладно. Толмач опустил в суму замшевый сверточек, вошел в хижину. Больной сидел у очага, пил из чашки душистый настой трав. Рядом грустили брат толмача и сын. При виде вошедшего сармат дернулся.
– Кто это? – выкрикнул он. – Где моя рабыня?
– Я подобрал тебя ночью у костра. Больного и одного, – ответил толмач. – О какой говоришь рабыне? Ты мне велел сходить к лошадям.
Толмач посмотрел на брата и сына, призывая их в свидетели, что все было именно так. Те дружно закивали.
– Одного у костра, – повторил хромой. – Благодарю тебя и оплачу щедро доброту твою. Я вижу в руках у тебя суму. Эта черная ворона могла оставить ее пустой! Целы ли монеты?
– Не знаю. – Толмач протянул сармату сумку. Тот поспешней, чем следовало, схватился за нее, распустил ремни и носом сунулся внутрь.
– Обокрала! – без горечи вздохнул сармат. – Ни монетки!
– Не знаю, – повторил толмач.
Сармат завязал ремни сумы, повеселел.
– Я найду, чем отблагодарить тебя, – бодро заверил он. – Отвези меня в Ниневию, и ты станешь богат. Сам я еще слаб и боюсь дороги в одиночестве. А торговые дела ждут меня. Я купец. Богат мой товар.
– Слушаюсь, господин, – поклонился толмач. – Если ехать сейчас, то к полудню увидим ее красномедные ворота.
Пока они сидели и разговаривали, старуха хозяйка возилась во дворе возле небольшого таганка. Скоро она вернулась, поставила перед мужчинами варево – куски верблюжатины с ломтями отварного теста, залитыми чесночным соусом. Хромой с удовольствием поел и совсем ожил. На скулах потеплела кожа, разгладились морщины. Только неистовый блеск глаз говорил о недавней летучей болезни. С помощью Азгура он поднялся на еще слабые ноги, прохромал к повозке. Его взгромоздили наверх, на солому, и уже оттуда он сказал старику, хозяину дома:
– Коня возьми за травный настой. Ты большой исцелитель, я не забуду тебя, и ты получишь достойное место.
– Стар я, – ответил старик. – Какое мне надо место…
Хромой заулыбался.
– Возле молодого царя сам сможешь помолодеть. – Он расслабленно посмеялся, будто пролаял. – Бери, бери. Конь добрый.
Старик без благодарных слов взял коня, перевязал его к столбу коновязи, потом отодвинул жерди ворот. Повозка покатила, загромыхала по неровной дороге, и скоро лачуга отдалилась, спряталась за льющимся с неба золотистым сиянием будущего солнца.
Ехали часа три, все больше молча. Тряская дорога повлияла на хромого плохо. Видно, действие целебных трав выветрилось на ухабинах, и сармат снова пожелтел, нет-нет да начинал дрожать, хотя здешнее солнце пекло совсем по-летнему, да и толмач набросил на него свой шерстяной плащ. Правда, когда показались мощные стены Ниневии, хромой заметно оживился, в глазах появилось острое любопытство, даже лихорадка, казалось, отступила от него в виду грозного бастиона владыки полумира.
Но перед въездом в город им пришлось остановиться. В Ниневию не пускали. Из ворот выступало войско, заняв всю ширину дороги. Путники съехали на обочину и пристроились в хвост длинной веренице арб и телег, запряженных круторогими волами, лошадьми, ослами. Там и сям над длинным обозом торчали верблюжьи горбы. К одной телеге был привязан слоненок, покрытый пестрым ковриком. Сармат с изумлением глядел, как диковинная животина гибкой кошкой захватывает пучки травы и прячет куда-то под шею.
– Это кто такое? – спросил хромой.
– Элефант, – ответил толмач, глядя на выезжающее войско.
Мычали волы, ржали и взвизгивали кони, покусывая друг друга за холки, лягались. Длинно и истошно вопили ослы. Однако люди не пытались усмирить их. Люди стояли всяк у своей повозки и почтительно взирали на проходящие войска. Топот, пыль, блеск доспехов и щитов – все это очень интересовало сармата. Он вприщур рассматривал воинов, шевелил губами, будто подсчитывал их, часто восхищенно прищелкивал языком. Толмач, как только они пристроились к обозу, взял сармата за локоть, сказал:
– Сойди на землю, досточтимый гость. Перед лицом молниеносных войск царя Дария нельзя проявлять непочтение. Поспеши!
Он помог хромому сойти с повозки и вовремя: к ним подлетел всадник в шлеме, увитом желтой чалмой, и на подскоке заносил руку с нагайкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81