Но ничего особенного не обнаружил. Стекло наручных часов было разбито, шариковая ручка сломана пополам. Прежде чем передать вещи доктора в суд, Плиний попросил дона Лотарио остановить машину у площади и, сидя на заднем сиденье, аккуратно переписал список больных, которых доктор посетил пятнадцатого октября.
– Много их?
– …четыре… пять, шесть… ровно семь.
– Ты думаешь, этот список нам чем-нибудь поможет?
– Надеюсь.
– Разумеется, того, кто заезжал за ним на машине ночью, в этом списке нет?
– Конечно. Не мог же он вписать его после того, как посетил.
– Но совершенно очевидно, что этот визит доктора был последним.
– Одним словом, сеньор, вы хотите сказать, что список нам ничем не поможет? А вдруг? Чем черт не шутит!
Когда Плиний вернулся из здания суда, где оставил вещи дона Антонио, он сказал ветеринару:
– Завтра нам предстоит навестить всех, кого доктор посетил в тот день. Посмотрим, может, удастся напасть на след. Это единственная соломинка, за которую мы можем ухватиться, потому что вскрытие нам ничего не даст. И так ясно, что дон Антонио либо свалился в подвал, либо его туда столкнули.
– Кто бы мог подумать, что Антонио так страшно кончит свои дни. Просто в голове не укладывается. Бедняга!.. Да, между прочим, я не видел сестры доктора.
– Судья сказал, что она не захотела видеть его мертвым…
– Странная женщина! Впрочем, день свадьбы твоей дочери кончился не менее странно… Тебя отвезти домой?
– Да, будьте добры. Бедненькая Грегория там совсем одна.
На следующее утро, попив кофе, Плиний не ушел, как обычно, из дома. Ему было жаль Грегорию, которая впервые оставалась одна с тех пор, как Альфонса окончила школу. Сделав вид, что ему надо изучить список больных, которых дон Антонио посетил в тот злополучный день, Мануэль водрузил на нос очки и поудобнее уселся в кресле.
– Интересно знать, по какому такому случаю ты сегодня расселся здесь в кресле, а не пошел с утра пораньше к своей кондитерше и к дону Лотарио?
– Ни по какому. Просто так. Мне надо просмотреть вот этот список.
– Он слишком короткий, чтобы изучать его, сидя в кресле.
Судя по всему, Грегория не испытывала чувства одиночества. Мануэль облегченно вздохнул, закурил сигарету, сложил листок и попрощался с ней, спросив на всякий случай:
– Какие будут поручения?
– Не задерживайся, пожалуйста, сегодня мы с тобой обедаем вдвоем.
Позавтракав в кондитерской Росио, Мануэль и дон Лотарио посидели немного на террасе казино «Сан-Фернандо».
– Привет, Мануэль, что это ты тут сидишь вместо того, чтобы вести расследование по делу смерти Антонио, как тебе велит долг? – спросил Фараон, подсаживаясь к ним.
– Да вот докуриваю сигарету и собираюсь отправиться в контору… Все еще никак не могу прийти в себя после свадьбы дочери.
– Да, выдавать дочек замуж не то что женить сыновей. Когда женился мой Курито, с меня словно с гуся вода. А вот когда вышла замуж моя Сара, я несколько дней ходил как в воду опущенный.
Имя дочери Фараона напомнило Мануэлю о другой Саре, учительнице, и обо всем, что было с ней связано.
Фараон отошел и присоединился к соседней компании поболтать. А Мануэль достал уже известный нам список больных и стал читать его вслух, делая паузу после каждой фамилии или адреса.
Неожиданно Плиний увидел нотариуса, который, держа под руку жену, переходил с ней через площадь. И, как всегда, отметил про себя его элегантность. Жена рядом с ним выглядела невзрачной простушкой, одетой слишком скромно… И вдруг на память ему пришли слова «иберийский фарс», который якобы произошел с доном Антонио в тот день… «Иберийский фарс»… Чисто интуитивно, как сказал бы дон Лотарио, его мысли обратились к Саре, к разговору с ней у него дома, в столовой. Он вспомнил, что совсем забыл спросить, не говорил ли ей дон Антонио в ту ночь об этом «иберийском фарсе».
Тут же, не откладывая в долгий ящик, как делал всегда, принимая какое-нибудь оперативное решение, Плиний вошел в казино, разыскал в телефонной книжке фамилию учительницы и позвонил ей, чтобы узнать, дома она утром или в школе. К телефону подошла сама Сара. Она ответила ему, что дома и, конечно, примет его.
Вернувшись на террасу, Мануэль рассказал дону Лотарио о своем желании повидать учительницу и объяснил, почему это необходимо.
– Отвезти тебя к ней?
– Нет, я пойду пешком. А ты жди меня здесь.
На третий звонок ему открыла дверь учительница. Она была в вельветовых брюках и туфлях на высоченных каблуках.
– Что нового, сеньор Мануэль? – спросила она печально.
Сара была превосходно сложена, и Мануэля нисколько не удивило, что дон Антонио прельстился ею.
Они уселись в камышовые кресла под навесом в небольшом садике. Несмотря на беспредельное горе девушки, жизнь светилась в ее глазах, угадывалась в каждом движении ее упругого, сильного тела.
– Простите, что побеспокоил вас, сеньорита Сара, но мы все еще топчемся на месте. Просто не знаем, за что ухватиться.
Сара помолчала немного, сдерживая слезы, а затем, судорожно глотнув, произнесла:
– Я ничего не могу сообщить вам нового, Мануэль, кроме того, о чем уже сказала… Могу только добавить, что нисколько не сомневалась, что его нет в живых.
– Почему?
– Не знаю. Сердцем чувствовала с первой же минуты его исчезновения.
– …Я пришел к вам, чтобы еще раз поподробнее расспросить о доне Антонио. Может быть, мне удастся найти хоть какую-нибудь зацепку.
– Вам виднее, Мануэль. Спрашивайте.
– Может, он кому-нибудь стоял поперек дороги? Или ему кто-то угрожал?
– Трудно сказать. Вы ведь знаете, Мануэль, он всегда держался очень естественно… Как бы вам получше объяснить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37