Сергей Иванович Павлов: «Мягкие зеркала»

Сергей Иванович Павлов
Мягкие зеркала


Лунная радуга – 2




«Павлов С. Лунная радуга. Волшебный локон Ампары: Авторский сборник»: Эксмо; М.; 2004

ISBN 5-699-06184-3 Аннотация Сам Сергей Павлов сказал о себе так: «Я космонавт, который не летал». Поэтому неудивительно, что самый известный его роман, «Лунная радуга», посвящен именно освоению Внеземелья, трудностям, опасностям и невероятным открытиям, ожидающим человечество на этом нелегком пути. Глубокая разработка характеров, напряженный сюжет, убедительные описания техники и быта наших потомков делают повествование увлекательным и достоверным. Сергей Павлов
Мягкие зеркала ЧЕЛОВЕК БЕЗ ЛИЦА. ВМЕСТО ПРОЛОГА За окном бесновалась пурга. Где-то там, во тьме кромешной, с разбойным посвистом закручивались и налетали на стекло тугие снежные вихри. В холле было тепло, сумеречно и уютно. Поверхность стекла, словно широкое черное зеркало, отражала трепет каминного пламени. На деревянной стене тикали ходики — обыкновенное цифровое табло, оснащенное звуковым имитатором тиканья и ежечасного боя. Трещали поленья, пахло сосновой смолой.Наслаждаясь уютом просторного кресла, покрытого медвежьей шкурой, Альбертас Грижас, вытянув ноги в домашних туфлях, перечитывал Гоголя. Ноги приятно гудели. На лыжной прогулке ветер выдул из головы все сегодняшние заботы. А в операторской (после вечерней настройки аппаратуры на потребу завтрашнего утреннего медосмотра) заодно вылетела из головы и половина забот на сутки вперед. Легкость в мыслях необыкновенная. Думать о собственно медицинских делах не хотелось Чего ради? Здешние витязи одинаково безнадежно здоровы. Как на подбор. С ними дядька Беломор. В секторе К медицина сместилась в спортивную плоскость: велотреки, лыжи, бассейн, бокс… и все остальное. В секторе П обстановка почти адекватная. В разговорах с коллегой из сектора П медицинская тема давно соскользнула в область профессиональных воспоминаний. Так недолго и квалификацию потерять… Хорошо было Гоголю. Перо и бумага — вот все, что ему было нужно для ежедневной практики.Знакомая с детства, но подзабытая в зрелые годы повесть «Вий» увлекала теперь не сюжетными перипетиями, но музыкальностью литературного ритма. Музыка в прозе. Были в ней и своя аллегро эмоциональной напряженности и адажио спадов. «Гроб грянулся на середине церкви… Сердце у философа билось, и пот катился градом; но, ободренный петушьим криком; он дочитывал быстрее листы, которые должен был прочесть прежде». Книга выпущена давно — одно из последних изданий на бумаге целлюлозного происхождения, — и было занятно при свете камина разглядывать моноплоскостные, с примитивной техникой озвучивания иллюстрации. Пейзажи, красивый и статный философ Хома, совершенно прелестная панночка-ведьма, «групповые портреты» каких-то оккультных существ — от преисполненных высокомерия демонов тьмы до некротической нечисти рангом ниже…Под потолком блеснула зарница.— Телевизит разрешаю, — произнес Грижас обычную формулу для автоматики двусторонней видеосвязи.Визитер не явился.Грижас обвел глазами слабо освещенный пламенем камина холл, посмотрел в потолок; резные деревянные балки, казалось, подрагивали под натиском непогоды. В конце концов кто-то мог ошибиться в выборе индекса абонента видеосвязи. Но в таких случаях телевизит отменяется вспышкой синего светосигнала. Ни визитера, ни вспышки. Грижас взглянул на розовые цифры часового табло и с сожалением отложил книгу — время позднее, без малого полночь. Взялся за подлокотники, собираясь покинуть кресло, да так и замер с открытым ртом и поднятыми бровями. Перед ним прямо из воздуха вылепилось рослое, широкоплечее привидение…Да первый взгляд это был классический средневековый фантом, от макушки до пят укутанный в белое. Неровные (сделанные, видимо, наспех) прорези для глаз несколько портили общее впечатление.— Добрый вечер, — проговорил фантом на английском. Голос глухой, неприятно гундосый — будто от сильной простуды.— Добрая полночь, — поправил Грижас. На русском. Из принципа. И, развлекаясь, добавил: — Милорд.Двуязычная речь побудила к действию (в этих стенах, пожалуй, впервые) автоматику экспресс-переводчика. Было слышно, как лингверсор, шурша и вибрируя, в панике подбирал для голоса визитера адекватную матрицу простудно-гундосого тона. Деликатный фантом (явно вразрез с обычаями нагловатых призраков англосаксонской замковой популяции) бормотал извинения:— Прошу простить великодушно. В столь поздний час…И в этот момент зазвучал имитатор часового боя: «Бам… бам… бам…» Полночь. Грижас с удовольствием ощутил себя в атмосфере милого домашнего телеспектакля.— Ничего, — сказал он. — Возникли вы даже чуть раньше срока, традиционного для некротических таинств. Приветствую вас в моем… гм… на моей охотничьей вилле. Садитесь. Присядьте там… э-э… у себя в преисподней.— Спасибо, я постою. Поверьте, я чувствую неловкость…— Пустое, сударь, пустое! — Беспечным взмахом руки Грижас поторопился смягчить ситуацию. — Меня как медика больше волнует ваш носоглоточный дефект. Надеюсь, не простудного характера?— Нет, к медицине это не имеет касательства. Зажатый пальцами нос — вот и все.— Баба с возу — кобыле легче. — Прощупав взглядом белую фигуру гостя, Грижас спросил: — Балахон, сооруженный вами из постельного белья, и все другое наводят на мысль, что вопросы типа «с кем имею честь?» бесполезны, не так ли?— Сожалею, но пусть мое имя останется в тайне. И пусть мой английский вас не смущает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13