Его назначение — стимулировать работу сердечной мышцы. Смерть — равновесие — жизнь… Теперь самое трудное — ждать.
Проходит минута. Жду. Синеватые веки, щелки чуть приоткрытых глаз. В щелках — фарфоровый блеск неподвижных белков. Смерть — равновесие — жизнь, смерть — равновесие…
Я делал все, как нас учили — зонд, кислород, пневмостат, ингалятор… Наверное, плохо учили. Вторая минута уже на исходе, и я не знаю, что еще сделать. Мне нужно куда-то бежать, что-то искать, принести, на что-то решиться!.. Куда? Что? И на что? Мысли путаются, ноги слабеют, я не в силах тронуться с места. Впервые в жизни пожалел, что я не животное. Хотелось сесть на задние лапы и взвыть, по-волчьи, жалобно и протяжно…
Стоп! Кажется, выть не придется!..
Я пропустил момент, когда Болл изменился. Минуту назад он был какой-то весь темный и деревянный, напоминал мертвеца. Сейчас он походит на спящего, расслабился, порозовел. Веки сомкнулись, белков не видно. Все правильно, все так и надо! Теперь я знаю, что делать.
Дрожащими руками удаляю зонд. Сейчас вполне достаточно обыкновенной маски. Откуда-то со стороны доносится громкий всплеск. Странно, что это там?.. Я уже кажется, слышал какие-то всплески, но поглядеть не удосужился. Ладно, все другое йогом… Выключаю приборы. Дыхание самостоятельное, пульс близок к норме. Укрепляю маску, осторожно перекладываю Болла на пол. Дрожь в руках Почему-то трудно унять. Ничего, это пройдет, просто я перенервничал.
Я сполоснул лицо холодной водой. Саднили губы и нос. Кроме того, я испытывал странное неудобство, словно чего-то мне не хватало. Не сразу понял чего, и несколько секунд усиленно соображал. Наконец, догадался: одежды. Я был гол, как Адам, если не считать лохмотьев, которые остались от ботинок.
Надел халат и подошел к Боллу. Взвалить его на себя оказалось делом нелегким. Взвалил. Неудачно — ногами вперед, и теперь мне не видно, как держится маска. Пощупал — отлично, на месте. Поехали!.. Опять что-то шумно всплеснуло. Я повернулся к большому бассейну. И чуть не уронил Болла…
Я побежал. Бежал в сторону люка, не чувствуя тяжести ноши, не чувствуя вообще ничего, кроме безумного желания быстрее, как можно быстрее влететь в дверь. Взбежал по трапу. Дверь автоматически открылась. Потом автоматически закрылась. Но я уже падал на плиты круглого зала. Вместе со мной падал Болл.
Я приподнялся на руках и сел. Болл тоже сел. Сорвал маску, потрогал затылок.
— Будет громадная шишка, — сообщил он и закашлялся.
Я посмотрел на овальную дверь. Потом на Болла.
— Грэг, ради бога… — начал было он и осекся.
Это он увидел мои глаза.
Я оставил Болла в каюте, вышел в салон. Быстро переоделся и направился в рубку. Сел за пульт. Представил себе, как сейчас эта тварь копошится в бассейне, и вздрогнул.
Что же в конце концов происходит? Здесь — кальмар, там — кальмар. Куда не повернись — кальмар. Умный кальмар, знающий азбуку Морзе и русский алфавит. Его, кальмара, не трогают Манты. Он любит глазеть в акварин, плавать рядом с людьми, он боится квантабера, но не боится проникнуть в бассейн батинтаса. Остается махнуть рукой на условности и пригласить кальмара в салон. А потом познакомить кальмара с Дуговским.
Есть другой вариант: взять квантабер и разом покончить со всеми загадками. Пока кракен в ловушке. Ну почему я не убил его раньше!
Я включил панель дистанционного управления и надавил розовый клавиш. Пол под ногами содрогнулся от гула. Гуд бай, десятирукий гость. Я не умею разгадывать загадки с помощью квантабера. Да и желания нет.
Я спустился в салон и взял термос. Для Болла. С термосом подошел к акварину взглянуть. В воде у четвертого бункера плавали Манты. Друг за другом но кругу. Все три. Я задержался.
Кракен выплыл хвостом вперед, кирпично-красный, похожий на большую ржавую торпеду странной конструкции. Я следил за поведением Мант. Если кракен не тот…
Кракен был тот. Манты прошли над ним без единого выстрела и спокойно вернулись к четверке.
А если начать с того, что я ошибаюсь? Напрасно приписываю кракену то, чем он не обладает? Да, но кому-то надо приписывать. Сначала я думал, что все это — фокусы Пашича. Правильно думал. Эти события можно рассматривать только в связи с разумной деятельностью человека. Или неразумной — не важно. Важен сам принцип: участие человека. Пусть даже Пашич погиб, этот принцип остается фундаментом, на котором нужно строить все остальное. Заподозрив спрута, я начал строительство с крыши. Но крыша должна на чем-то держаться. А стен мы не видим. Бьемся об них, как слепые, а видеть — не видим. Дюмон разбил себе лоб и не увидел. Только Пашич, мне кажется, что-то нащупал. Во всяком случае он догадался, узнал, где искать начало клубка. Запросить агентство… морских перевозок, что ли?.. Зато окончание последней записи Пашича я представляю себе достаточно ясно: «не могу в это поверить, но других объяснений нет!». Он не мог в это поверить. Так же, как теперь не могу в это поверить и я. А других объяснений действительно нет. Сжимая термос в руках, я стоял и бесцельно глядел в акварин. Кракен уплыл, растворился в окружающей тьме. Манты лениво и плавно ходили по кругу. Вот так и мысли мои — по кругу…
Никуда не денешься, приходится признать, что наш кальмар — творение рук человеческих. Не весь, конечно, потому что хроматофоры, кожная слизь, чернила, глаза… особенно глаза, вернее, их выражение… — невозможно было бы наделить всем этим биомашину. И, главное, незачем. Проще вмешаться в работу мозга спрута. Повлиять, перестроить, запрограммировать. Любопытно, как у него там устроена вся эта музыка?.. А если никак?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55