"Ба, где сестренка?"
"У меня", - ответила прекрасная, самая лучшая из старушек. - "Примчалась
среди ночи, дай, говорит, у тебя поночую, там комары гудят, спать не дают.
Не успела оглянуться, а она уже спит",
Как сладостно мне было слышать эти слова, лицо мое должно быть светилось
в этот момент от неподдельного счастья, и любой человек, случайно
оказавшийся рядом, имел бы полное право представить меня раскаявшейся
преступницей, радующейся, что ее преступление не удалось совсем, коли столь
незначительное, на первый взгляд, известие вызывает такую бурю восторга. Но
бабушка, словно она выходила только для того, чтобы сообщить мне о
сестренке, причем хорошо зная наперед, какая реакция последует на это, не
выразив никакого удивления, развернулась и пошаркала к себе. Обрадовавшись
теперь уже тому, что не нужно входить в долгие объяснения с ней, я быстро
вернулась в свою постель, и так как на улице уже рассвело, и ожидать комара
не приходилось, принялась размышлять.
С одной стороны, как я и предполагала, комар не тронул мою сестренку, а с
другой стороны, ужасно было то, что он показал, каков он в гневе, таким
образом я узнала, с каким неимоверно сильным и опасным существом имею дело.
И понятно, что решиться остаться у себя еще на ночь, означало то же самое,
что войти в клетку ко львам, которые пускай сейчас и сыты, но ведь могут и
проголодаться. Тем более, изуродованная кукла ясно показывала, что комар
зол на меня, по-видимому, из-за того, что я допустила в наш с ним мирок
постороннего человека, и это обстоятельство еще более усиливало мой страх.
Однако и уходить из дома тоже было, по крайней мере, непродуманным, потому
что сразу возникал вопрос: а что потом? Удерживало меня от того, чтобы
уйти, на самом деле, еще и та нескрываемая симпатия, которую проявлял ко
мне комар, да и я со своей стороны, приэнаться, чувствовала к нему
некоторое расположение, хотя вместе с тем моя душа содрогалась от ужаса при
мысли о нем. Поэтому, сами понимаете, что выбрать как поступить было
черезвычайно трудно. Оставалось попробовать на этот раз рассказать обо всем
Виктору и спросить его советы. Порешив на том, я поднялась с кровати и
стала собираться на свидание. Виктор, как всегда, ждал меня за столиком в
летнем кафе. Веселый и жизнерадостный, он сразу наговорил мне массу
комплиментов, потом сорвался, сбегал к стойке и принес кофе с
пирожными-бизе. Есть я не хотела, но чтобы доставить радость заботившемуся
обо мне человеку, съела несколько штук и не пожалела, потому что пирожные
оказались очень приятными на вкус. К сожалению, Виктор не составил мне
компанию по той причине, что совершенно не ел сладкого. Сидячая работа и
годы наложили на него свой отпечаток, и он был довольно грузным, поэтому со
дня нашего знакомства изо всех сил старался похудеть, чтоб, как он сам
выражался, выглядеть моложе.
Такая открытость и непринужденность, с какой он сообщал подобные вещи,
располагали меня к откровенности с ним, и я ждала только удобного момента
рассказать ему все. Но, как на зло, после кафе мы пошли на выставку
авангарадного художника, потом в бар, где вовсе невозможно было серьезно
поговорить, и подходящий случай представился только к вечеру, когда мы сели
на уединенную лавочку в тенистой аллее небольшого парка, находящегося в
квартале от моего дома. Далее откладывать разговор не имело смысла, и я уже
произнесла несколько вводных слов, но тут Виктор, вынув из кармана красивую
голубенькую коробочку, заставил меня замолчать.
Мне не хотелось, чтобы он отвлекался, пока я буду говорить о столь важных
вещах, а с другой стороны, самой, конечно, стало интересно, что находится в
этой коробочке. Виктор раскрыл ее, и я увидела изящные сапфировые сережки,
сделанные в форме цветка. Вокруг камня причудливой вязью сплетались золотые
лепестки до того тонкой отделки, что ни у одного человека, взявшего в руки
это чудо, не возникло бы никаких сомнений, что перед ним настоящее
произведение искусств. Я была благодарна Виктору за подарок, и решила тут
же вдеть серьги в уши.
Но только из-за всех тех событий, которые произошли со мной в последнее
время, я стала очень рассеяна и часто ловила себя на том, что не понимаю
зачем произвожу те или иные действия, и наоборот многие свои намерения
считала давно уже осуществленными. Вдобавок к этому, движения мои приобрели
какую-то черезмерную порывистость, что и сослужило мне плохую службу.
Достав сережку из коробочки, я уже хотела вставлять ее в ухо, но
неожиданно чересчур резко дернула рукой и поцарапала острой застежкой себе
кожу на шее. Царапина, судя по всему, была не глубокой, тем не менее, из
нее просочилось несколько капелек крови, и, прежде чем я успела стереть их
платком, Виктор, как истомленный жаждой путник припадает к источнику,
прильнул к ране и страстно стал отсасывать кровь, совершая губами движения
отдаленно напоминающие поцелуи. Может быть в иной ситуации я бы и не
придала никакого значения его поступку, но теперь мне сразу сделалось не по
себе, к тому же в чертах лица Виктора в тот момент я увидела сходство с
человекообразным ликом комара со старинной гравюры.
Ужас снова овладел моим бедным сердцем, и, с диким криком вскочив со
скамейки, я бросилась со всех ног домой. Однако, состояние мое было
настолько плохо, что мне не удалось пройти и сотни шагов, и, как только я
оказалась на многолюдной улице, где могла не опасаться преследования
Виктора, слабость широкой волной разлилась по всему телу, достигнув даже
самых удаленных и труднодоступных уголков, и чувства покинули меня.
1 2 3 4 5 6 7 8