И в день похорон члены ее оставались мягкими и мне казалось, что щеки
и губы у ней порозовели.
Не было ли это влияние разноцветных окон капеллы или яркого солнца?
На выносе тела было много народа.
После погребения, как полагается, большое угощение как в замке, так и
в людских.
Когда прислуга подняла "за упокой графини", начали шуметь и выражать
неудовольствие на старого американца. Он ни разу не пришел поклониться
покойнице. И утром, на выносе тела, его так же никто не видел. Напротив,
многие заметили, что дверь и окно сторожки были плотно заперты.
Под влиянием вина посыпались упреки, а затем и угрозы по адресу аме-
риканца.
Смельчаки тут же решили избить его. Толпа под предводительством кри-
кунов направилась в сад к сторожке.
Американец, по обыкновению, сидел на крылечке.
С ругательствами, потрясая кулаками, толпа окружила его.
Он вскочил, глаза злобно загорелись, и, прежде чем наступающие опом-
нились, он заскочил в сторожку и захлопнул дверь.
- А так-то ты, американская морда, - кричал молодой конюх Герман. Он
вскочил на крылечко и могучим ударом ноги вышиб дверь.
Ворвались в сторожку, но она была пуста. Даже искать было негде, так
как в единственной комнате только и было, что кровать, стол и два стула.
- Наваждение, - сказал Герман, пугливо оглядываясь.
Всем стало жутко. Все так и шарахнулись от сторожки.
Выбитую дверь поставили на место и молча один за другим выбрались из
сада.
В людской шум возобновился.
Обсуждали вопрос, куда мог деться старик. Предположениям и догадкам
не было конца.
Многие заметили, что комната в сторожке имела нежилой вид. Стол и
стулья покрыты толстым слоем пыли, кровать не оправлена. Где же жил аме-
риканец, и как, и куда он исчез?
И опять слово "наваждение" раздалось в толпе. Чем больше говорили,
промачивая в то же время горло вином и пивом, тем запутаннее становился
вопрос.
И скоро слово "оборотень" пошло гулять из уст в уста.
Прошла неделя.
Отец твой почти безвыходно находился в склепе, часто даже в часы обе-
да не выходил оттуда.
Смертность как в замке, так и в окрестностях прекратилась.
Дверь сторожки стояла по-прежнему прислоненной, - видимо, жилец ее
назад не явился.
Из города поступило какое-то заявление, и отец твой должен был, хо-
чешь не хочешь, уехать туда дня на три, на четыре.
На другой день его отъезда снова разразилась беда.
После опросов дело выяснилось в таком виде: после людского завтрака
кучер прилег на солнышко отдохнуть и приказал конюху Герману напоить и
почистить лошадей.
К обеду конюх не пришел в людскую, на это не обратили внимания. К
концу обеда одна из служанок сказала, что, проходя мимо конюшен, слышала
топот и ржание лошадей.
- Чего он там балует, черт, - проворчал кучер и пошел в конюшню.
Вскоре оттуда раздался его крик: "Помогите, помогите". Слуги броси-
лись.
Во втором стойле, с краю, стоял кучер с бичом в руках, а в ногах его,
ничком, лежал Герман.
Кучер рассказал, что, придя в конюшню, он увидел, что Герман разва-
лился на куче соломы и спит.
- Ну я его и вдарил, а он упал мне в ноги да, кажись, мертвый!
Германа вынесли.
С приходом людей лошади успокоились: только та, в стойле которой наш-
ли покойника, дрожала всеми членами, точно от сильного испуга.
Позвали меня. Я тотчас отворотил ворот рубашки и осмотрел шею. Крас-
ные свежие ранки были налицо!
Что Герман был мертв, я был уверен; но ради прислуги проделал все
способы отваживания. Затем приказал раздеть и внимательно осмотрел труп.
Ничего. Здоровые формы Геркулеса! Так как никто не заявлял претензии
- я сделал вскрытие трупа.
Прежние мои наблюдения подтвердились: крови у здоровенного Геркулеса
было очень мало.
Не успел я покончить возню с мертвецом, как из деревни пришла весть,
что и там опять неблагополучно.
Умерла девочка, пасшая стадо гусей. Мать принесла ей обедать и нашла
ее лежащей под кустом уже без признаков жизни.
Тут в определении смерти не сомневались, так как мать ясно видела на
груди ребенка зеленую змею. При криках матери гадина быстро исчезла в
кустах.
Все-таки я пошел взглянуть на покойницу под благовидным предлогом -
помочь семье деньгами.
Покойница, уже убранная, лежала на столе. Выслав мать, я быстро отки-
нул шейную косынку и приподнял голову.
Зловещие ранки были на шее!
Ужас холодной дрожью прошел по моей спине... Не схожу ли я с ума?!
Или это и впрямь "наваждение"!
Всю ночь я проходил из угла в угол. Сон и аппетит меня оставили. При
звуке шагов или голосов я ждал известия о новой беде...
И она не замедлила.
Умер мальчишка-поваренок. Его послали в сад за яблоками, да назад не
дождались...
Опять я проделал с трупом все, что полагалось, проделал, как манекен,
видя только одни ранки на шее.
Наконец вернулся твой отец. Ему рассказали о случившемся; он, к моему
удивлению, отнесся ко всему совершенно холодно и безразлично.
Тогда я осторожно ему рассказал мои наблюдения о роковых ранках на
шее покойников. Он только ответил:
- А, так же, как у покойницы жены, и ушел на свое дежурство в склеп.
Я опять остался один перед ужасной загадкой.
Вероятно, я недолго бы выдержал, но, на мое счастье, вернулся Петро:
хотя ранее и предполагалось, что он останется с тобою в Нюрнберге.
За недолгое время отсутствия он сильно постарел с виду, а еще больше
переменился нравственно: из веселого и добродушного он стал угрюм и не-
людим.
В людской ему сообщили все наши злоключения и радостно прибавили, что
американец исчез и что он был совсем и не американец, а оборотень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74