Генри Лайон ОЛДИ
СТРАХ
Ночь проходит без сна.
Перед мысленным взором всплывают
Те глаза мертвеца, что меня поразили недавно.
В круглом зеркале у постели...
I. ВЫЖЖЕННЫЙ ВЗГЛЯД
ОРНАМЕНТ
Хайя - алаль - фаллах иль алла - акбар! Да, это я, о
мудрейший кади нашего благословенного Города, я, висак-баши
у стремени великого эмира - прозванный людьми
Алямафрузом, что значит "Украшение мира", и преданный...
Что? Увы, увы, о волос бороды пророка - каков мир, таково и
украшение. Иблис, Иблис метет хвостом улицы и базары, Иблис
смущает умы правоверных, и горько рыдают полногрудые гурии в
садах Аллаха, видя прекрасные зрелые мужские души, идущие мимо
красавиц прямиком в ад - а что взять тоскующей гурии с
высохшей хилой души праведного седовласого шейха?!.
О нет, нет, узел чалмы мира, я не для того отвязал джейрана
своего красноречия, чтобы охотиться в рощах намеков, я лишь хочу
объяснить, что привело меня, висак-баши зеленого знамени сунны,
в квартал Ан-Рейхани к дому горшечника Нияза, обнесенному
забором - вай, таким высоким забором, таким гладким забором,
что лишь пери перелетит через него... а зачем пери нужны
глаза Зейнаб, дочери Нияза, подобные ширазскому топазу, губы
дочери Нияза, подобные бутонам дикой розы, плечи дочери Нияза,
подобные...- и кто найдет, чему подобны плечи и иные
достоинства красавицы Зейнаб?!
Вот и я говорю, досточтимый кади, что не нужны крылатой пери,
порождению ифритов горы Каф, ни уста, ни плечи, ни прочие
составные части красавицы Зейнаб, зато они очень нужны
стоящему перед вами Алямафрузу; а горшечнику Ниязу именно
поэтому нужен высокий забор, и необходим старому лысому Ниязу,
да воссядет шайтан на его лысину, необходим свирепый зверь
франкской породы Муас-Тифф, очень дурно воспитанный кяфирами и
очень не любящий бедного висак-баши у стремени...
Хорошо, хорошо, о ходячее блюдо райского плова, я не буду
утомлять иссушенные постом мозги великого кади своей болтовней,
а сразу скажу - да, это я довел джинноподобного слюнявого
Муас-Тиффа до прыжка, достойного горного архара, в результате
которого проклятая собака и оказалась на улице, перед
несколькими безымянными правоверными и случайными гяурами, как
то: лекарь Джакопо Генуэзец из квартала Ас-Самак,
излечивший меня некогда от некоторой болезни, о какой не принято
упоминать в почтенном собрании, а также священник фра Лоренцо из
секты пророка Иссы, и небольшое количество особ женского пола,
не покрывших чадрой нечестивые, но прелестные личики.
Я уж было совсем собрался опустить на визжащих служительниц
такого приятного порока плащ своей храбрости, но лохматый дикий
гуль, уже вцепившийся слоновьими клыками в зуннар фра Лоренцо,
неожиданно завизжал ударенным щенком и повалился на спину,
захлебываясь кровавой пеной без видимой на то причины. Я
полагаю, пророк Исса все-таки имеет немалый вес перед Аллахом,
ибо отпустивший старика Муас-Тифф недолго бился в конвульсиях,
уйдя с прощальным воем в ад - а худшего места трудно и
представить, даже в опьянении, запрещенном истинному
мусульманину, но совсем слабо запрещенном, если быть
справедливым...
О сандалия халифа Али - причем правая сандалия! - я
клянусь, что квартал Ан-Рейхани мгновенно наполнился топотом
бегущих ног, а впереди всех несся, расправив плечи возраста,
внезапно помолодевший фра Лоренцо, и я еще подумал, что если
старый гяур при виде Разрушительницы дворцов и Разлучительницы
собраний преисполнился силами цветущей юности, то сколь
доблестны стали бы дряхлые последователи истинной веры, и лично
мудрый кади нашего славного Города, если выпускать на них хотя
бы раз в месяц любимых эмирских барсов с гор Тау-Кешт...
Да, о уста ангелов седьмого неба, я уже засунул язык своей
дерзости в шаровары своей скромности, и если что и привлекло в
тот день мое недостойное внимание, так это заявление Джакопо
Генуэзца о неестественно расширенных зрачках ушедшей в небытие
собаки, в стекле которых ясно читался невыносимый ужас - но
какое дело висак-баши у стремени повелителя до страха в налитых
злобой глазах дохлого франкского пса, когда из-за дувала мне уже
улыбались звезды под покрывалом сумерек, дивные глазки красавицы
Зейнаб, обещавшие влюбленному Алямафрузу все, что только может
пообещать женщина - а пообещать женщина может многое, если
захочет выполнить обещанное - ибо сказано в Коране:
"Женщина вам пашня, пашите ее как угодно..."
Возможно, все было именно так. Или иначе. К примеру, в беседе
веселого влюбленного Алямафруза с городским кади вполне могло
оказаться больше или меньше причудливых пряностей Востока.
Возможно... Но когда через многие годы Якобу Генуэзо снилась
Книга, и непредсказуемость сна распахивала ее как раз на этой
странице - Якоб вновь вглядывался в небрежный летящий
почерк, вновь слышал иронию легкомысленного висак-баши, опять и
опять замечал раздражение в строгом судейском голосе... и кому
какое дело, так оно было или не так?!
Во всяком случае, как только сомнения закрадывались в душу
лекаря, и память его начинала заново складывать из стекляшек
свершившегося мозаику судьбы - зыбкий сон стремительно
истекал мерцающими струйками, Книга Небытия скрывалась в тумане
пробуждения, и последними исчезали неровные строки в правом
нижнем углу сегодняшней страницы...
Разное думаем мы, забывая, что жизнь в этом мире есть всего лишь
жизнь в этом мире...
1
"...Город имбирных башен,
Мускуса и печали,
В тоске о морской прохладе,
Ты спишь, разметав по камню
Не знавшие гребня пряди.
1 2 3 4