Людей, допущенных в святая святых, можно было сосчитать по пальцам. А тех, с кем Хайме обсуждал проблемы таксидермии – по пальцам одной руки. Но дело не в том, что ты попал в число избранных, а в том, что Хайме утешал, как умел.
– Что с Исидорой?
Исидора Горгауз, для студентов – Горгулья, была в Универмаге притчей во языцех. Во-первых, ослепительно красивая старая дева – редкость из редкостей. Во-вторых, мелкая дворянка из провинции, которая, сбежав от бедных, но гордых предков, выучилась на бранного мага, воевала, сменила квалификацию на укротительницу джиннов, опечатала сотню-другую кувшинов, заслужила личную благодарность тирана Салима, рьяного женоненавистника, внезапно оставила практику, защитила диссертат, сделалась преподавателем, втолковывая лоботрясам основы теормага, и далее, как по писаному: автор трех учебников, доцент, профессор – короче, такая биография дорогого стоит. Сочинители авантюрьетт за такую биографию удавятся. А Горгулья сразу предупредила одного бойкого щелкопера: хоть главку, хоть страничку, хоть я под другим именем, хоть ты под псевдонимом – удавлю.
И, говорят, удавила.
– Ты списки видел? – вместо ответа спросил Хайме.
Списки лежали на столе. Взяв их, Кручек углубился в чтение. Так, тридцать два человека зачислено. Двадцать контрактников – эти оплачивают обучение сами или из родительских кошельков. Семеро королевских стипендиатов – великолепная семерка, невесть чем заслужившая высочайшую милость. Пять студентов идут по квоте Коллегиума Волхвования – здесь все ясно, птенцы кого-то из великих, опытные, натасканные, готовые чародеи, чья нужда лишь в дипломе.
Ничего особенного, обычный состав.
После трех лет обучения, получив степень бакалавра, все они могли выбирать: учиться дальше на магистра, определившись со специализацией – или вернуться домой и заняться колдовским промыслом, подкрепив репутацию дипломом. Случалось, диплом, заключен в резную рамку, вешался на стенку, а вчерашний бакалавр Высокой Науки продолжал семейное дело – содержал красильню, адвокатствовал либо разводил скаковых лошадей – изредка, навеселе, бахвалясь «золотыми студенческими годками».
– Еще раз посмотри, – дал совет ректор. Он видел недоумение Кручека. Что вызвало неудовольствие Горгульи, да еще такое, чтобы она пригрозила отказом от кураторства, оставалось для доцента загадкой. – Среди королевичей.
Королевичами в университете звались стипендиаты короны. Кручек, не возражая, перечитал заново: Иштван Пулярец, Гастон д'Аренвиль, Келена Строфада, Дердь Габо… стоп!.. Келена Строфада…
Его обширная память хранила самые разнообразные сведения. В пыльном углу валялся и мелкий, обгрызенный по краю фактик: обитатели Строфадской резервации, выбираясь во внешний мир, часто берут название родных островов в качестве фамилии. Еще доцент помнил кое-что из мертвых языков, вызубренных в начале карьеры. Достаточно для элементарного перевода:
Келена Строфада – Мрачная с Островов Возвращения.
– Альтернативный специалист? Шаман, откликнувшийся на просьбу его величества? Так вот, значит, кто ты…
– Иди спать, – посоветовал ректор, морщась. – Горишь на работе, вон, уже бредить начал. Шаманы мерещатся. Мне одной Исидоры хватает, для счастья.
Доцент перегнулся через стол, горой нависнув над щуплым Хайме.
– Ты помнишь колье Горгульи? Ну, герб в центре?
– Разумеется. А что?
Колье было неотъемлемой частью профессора Горгауз. Она носила его всегда и везде. Злословили, что украшение – часть тела, в которой скрывается корень скверного характера Горгульи. Фамильная драгоценность: серебро, черные алмазы, и в центре, на короткой цепи – эмалевый герб.
– Забудь про шамана. Это тебя не касается.
– А что меня касается? Душевное расстройство коллеги, от которого я ждал помощи?
– Геральдика.
– Да при чем тут геральдика, скажи на милость?!
– Герб Исидоры. Центральный символ, согласно трактовке Джона Гилема, означает: «Свиреп, когда спровоцирован». Такие гербы даровали храбрецам, отличившимся в Плотийских войнах. Теперь ты понимаешь, отчего она не желает преподавать этой… как бишь ее?! – Келене Строфаде? Зов крови, Хайме, отголосок былых свар…
Ректор вздохнул. Отстранив возбужденного Кручека, он взял из вазочки желтую гвоздику и заложил за ухо. Это выглядело бы смешно, не знай оба, что у толкователей снов – свои способы копить ману. Гвоздики, особенно махровые, гнали дрему прочь. С цветком за ухом Хайме мог не спать трое суток кряду.
– Дорогой мой, я это знал с самого начала. Между прочим, знал тихо, спокойно, не брызжа слюной в лицо приятелю и, как ни крути, руководителю. У тебя есть добрый совет? Если нет, прием закончен. Мне и без твоего остроумия тошно. Горгулья требует, чтобы я отказал в обучении королевскому стипендиату! Проклятье, я между молотом и наковальней…
– Совет есть. Разбей первый курс на две группы, и поставь двоих кураторов. В приказе упомяни: «Под главенством профессора Горгауз…» Иначе Исидора съест напарника без соли. Ей предложи снять с себя учебную нагрузку. Если она согласится, я готов станцевать джигу у тебя на столе, во время ученого совета. Потом…
– После твоей джиги?
– Нет, после ее согласия на дробление курса. Ты скажешь Исидоре, что все индивидуальные занятия, лабораторные работы и практикумы в группе, где станет учиться эта злополучная Келена, возьмет на себя второй куратор. Тут она непременно согласится. Хотя сперва выпьет у тебя галлон крови, это уж к гадалке не ходи.
У ректора заблестели глаза – и сразу погасли, словно у чучела василиска, когда в пуговицах на миг отразилось пламя свечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18