.. ох, многое, бессчетное,
гулевое; веками выдержанное, отстоянное...
А плащ княжеский; алое, золотом шитое корзно волочилось по грешной
земле, в пыли - пойдет дождь, и пыль станет грязью, а плащ станет
неотличим от дерюжной накидки послушника Махиши...
Где князь, где холоп?.. Не запутаться бы, не ошибиться...
Именно эта мысль - глупая, пустая, ядовитая - занозой сидела в мозгу
ученика несговорчивого волхва Хаома; сидела и упорно не хотела вылезать.
Махиша глядел на князя и вспоминал изнурительные часы медитаций под
Грозовым деревом, когда он из последних сил прорывался внутренним взором к
тайному Алтарю Инара-Грозовика, вне дорог человеческих, вне реальности и
понимания - где сливаются воедино все алтари в храмах и капищах, где вера
людская становится бытием... как весенние ручьи, ручейки и просто талые
струйки сливаются в страшную, упругую стихию взбунтовавшегося половодья...
Ах, вера, вера, вера людская!.. Кто тебя хоть раз вкусил... жрецы,
маги, шаманы, ясновидцы, пророки - Предстоятели!..
Трижды видел он - словно в бреду - тот Алтарь, и косматое,
гневно-смеющееся лицо над ним; и оба первых раза это было знакомое лицо
волхва Хаома, а в третий... Махишу вновь сотряс озноб лихорадочного
возбуждения - он вспомнил!
Вспомнил невероятное чувство всесилия, вспыхнувшее в нем в тот
сладостный миг.
Он видел свое лицо.
Махиша, скрестив ноги, сидел под Грозовым Древом, и лопались нити
между его сущностью и существованием; и закрытые глаза послушника видели
Всеобщий Алтарь, над которым хохотало лицо нового Махиши в обрамлении
беснующихся молний... Тогда он впервые понял - глядя одновременно снизу
вверх и сверху вниз - понял две истины.
Нет, не две - три.
Он понял, что богов - нет. Нет Стоящих над миром - но есть
Предстоящие.
Молчащие в тени. Те, кого ждут князья.
И эта истина, в ее бесстыдной наготе, заставила его покачнуться.
И еще он понял, что время волхва Хаома прошло. Насовсем. Новое нынче
время. Предстоящее. Его время, Махиши - сегодняшнего Предстоятеля
Инара-Громовержца.
И эта истина вновь позволила ощутить опору и устойчивость.
А потом он понял, что наставник сам назначил день откровения, сам
выбрал время дара и час ухода - и последняя истина обожгла предчувствием
грядущего.
- ...Ты что, парень, умом тронулся?! Или оглох не вовремя?.. Доколе
мне ждать, идол?!.
Махиша не ответил. Он неотрывно смотрел на Грозовое дерево и
высохшего человека рядом с ним; он даже не расслышал окрика раздраженного
князя. Он слышал совсем другое.
То, о чем молчал сейчас волхв Хаом - на пороге между прошлой силой и
будущим бессилием.
И Махиша, повинуясь невысказанному приказу учителя, шагнул вперед и
встал на пороге между прошлым бессилием и подступающей силой.
И снова увидел Всеобщий Алтарь. И улыбнулся, вскидывая мощные,
бугристые руки знакомым жестом. Жестом, которого раньше не позволял себе в
самых затаенных мечтах.
Князь с удивлением покосился на юродствующего бездельника, хотел было
что-то сказать, осекся - и задохнулся от жара опалившей его лицо вспышки.
...Они стояли рядом. И вспыхнули они одновременно - когда два
огненных бича вырвались из беременных грозою туч и опоясали уходящих в
Ничто.
Старое Грозовое дерево и старого волхва Хаома.
Ликский властитель вскочил, потрясенно протирая глаза и пытаясь
сквозь выступившие слезы разглядеть чадящие, багровые факелы - один
большой, другой - поменьше; и крупные капли обрушились на его плечи,
укрытые алым шелком; и гром, хрипло-шершавый гром, и слипшиеся волосы на
лбу, и недвижный, страшный послушник рядом...
Началась гроза. И Громовой Инар гнал свою бронзовую колесницу, с
грохотом подскакивающую на выбоинах неба.
Началась гроза. И закончилось время волхва Хаома. Ученик помог
учителю уйти, уйти гордо и честно, и в час ухода они стали вровень.
Хорошо уходил волхв... ай, хорошо... Махиша отвернулся и вытер мокрое
лицо. Зря, конечно, все равно дождь...
И повернулся к человеку в алом плаще.
- Возвращайся в Лик. Велишь закладывать храм. Народу скажешь - Инар
согласен. Обо мне - молчи. Сам об явлюсь, когда надо будет... Станут
спрашивать - запомни: Хаом ушел в грозу. Навсегда. Понял?
- Понял, Пастырь...
Князь на мгновение припал на колено и коснулся холодными губами руки
сверстника - неожиданно состарившегося на века, тысячелетия - за короткий
миг, когда ручейки веры слились в единое целое и хлынули через него; и во
рту еще оставался сладковато-терпкий привкус...
Вкус чужой веры.



ИНТЕРМЕДИЯ

Человек идет по Дому.
Он наискосок пересекает зал с сумрачными гобеленами и диагоналями
шпаг над догорающим камином. Рассеянный свет сочится в пыли, играя тенями
и лепными розами по углам стен; зыбкий шорох касается спины человека, и
тот вздрагивает и оборачивается.
Человек стоит в Доме. В зале, где только что были гобелены. И лепные
розы. Сейчас стены сложены из гигантских каменных глыб, на них налипла
копоть и грязь, и в центре, у оставшегося камина, свалена груда ржавых
алебард. И тишина, словно Дом удивленно смотрит на человека - дескать, что
же ты, меняйся!..
- Сарт... - бормочет человек. - Я - Сарт...
- С-с-харр!.. - громко и насмешливо отзывается Дом, и человек
отшатывается, вскидывая руки.
Потом он долго стоит и смотрит перед собой.
"Меня зовут Сарт. Меня зовут Сарт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47