Похоже, резчик пытался на стене изобразить целую лозу, она начинается у пола и тянется до потолка.
Резьба такая глубокая, что во многих местах в нее можно вставить пальцы. Но только два таких места имеют значение, одно в центре полукруга листьев. Да, присмотревшись внимательней, она разглядела маленькую голову, смеющееся лицо, с живыми глазами, из кудрявых волос торчат заостренные уши. Все изображение не больше ногтя на пальце, но оно совершенно. А вот поблизости и второе кольцо листьев, а в нем голова оленя, гордая, как у животного, на котором ехала охотница в зеленом мире.
Нажать. Она нажимает не руками, нацеливает мысль на эти два места. Стена начинает дрожать, трястись. Вся резьба полна жизни, она стремится освободиться. Но вот ее поверхность раскалывается, между головами появляется щель; но резьба сделана так, что ни один листок не оказывается разрезанным этой щелью.
Дверь, такая узкая, что ей пришлось бы проходить боком. Гвеннан не помнит, как вошла, она уже внутри. Ступени, такие же, как под камнем на лугу. Но не тронутые временем, с острыми, не затупленными и обвалившимися краями; она снова спускается.
Темно, но не для ее глаз; теперь у нее не зрение внешнего мира, внутреннее зрение; движется она быстро, быстрее, чем если бы шла здесь физически. Кажется, она спускается бесконечно, погружаясь к самому центру земли. Но у каждого действия бывает конец. Она перед дверью; та, как и дверь в сокровищнице, легко раскрывается.
Она видела эту комнату! Это ее ей нужно было найти – сердце жизни опекунов – или место их смерти. Вот ряды гробов, все более непрозрачных. Гвеннан знает, кто лежит в самом близком. Леди Лайл похожа на статую, стороны гроба только начали затуманиваться.
Теперь, когда леди легла и отдала свое тело процессу обновления, проснуться она не может. Гвеннан с тоской смотрит на нее некоторое время; как бы ей хотелось, чтобы процесс пошел в обратном направлении, чтобы леди можно было позвать. Нет, она должна отыскать другой гроб, тот, что в самом конце линии. Через мгновение она уже стоит возле него. Прочный, как камень, ни следов откалывания внешних наростов, что она наблюдала у сиденья пророчицы.
Неужели обновление иногда не удается, и тот, кто лежит в гробу, остался мертвым?
Она смотрит на часть гроба, под которой голова. Там только череп? Возможно, отказал древний механизм.
И тут она видит то, что лежит на крышке гроба, как раз над сердцем спящего. Белое, как оболочка гроба, почти невидимое на первый взгляд. Но она смотрит пристально и видит все яснее. Символ – похожий на те два кинжала, что лежали скрещенные на столе в доме Лайлов, белые, как лед, смертоносные, как отнимающий жизнь холод. Тот, кто должен встать, не может этого сделать. Гроб запечатан снаружи. Если этот злой символ не снять, подлинный опекун не встанет.
Тор – только Тор мог это сделать. Гвеннан сосредоточила силы своей мысли на этом белом невидимом ноже, пыталась отодвинуть его, как своей волей открывала двери. Но ничего не могла сдвинуть. Это не подвластно воле (по крайней мере ее воле); в ней недостаточно древней Силы. Не может она и протянуть руку – та ее сущность, которая совершает путешествие, не имеет рук, ей нечем схватить. Нет, она должна прийти сюда физически; нет сомнений, что единственная рука, которая может это сделать, ее рука.
Ей показали путь, поставили ясную задачу. Остальное зависит от ее воли, решимости – и храбрости! Она не верила, что Тор беспрепятственно позволит угрожать его власти. Попав сюда, узнав так много, она обязана действовать. Отступления нет.
И поняв это, Гвеннан мгновенно очутилась у шара в тепле своей кухни, дрожа от истощения, такая уставшая, что не в силах была пошевелиться.
Но ее оцепенение нарушил звук снаружи. Не крик охотящегося существа. Шум, слабый вначале, но все усиливающийся. Вой сирены. Это машина шерифа…
Гвеннан вскочила, подбежала к окну и поняла, что из кухни ей не видна дорога. Она прошла в прихожую, держась рукой за стену, открыла входную дверь. На дороге множество машин, на крышах некоторых – сигнальные огни. Половина Уайтбриджа движется по дороге мимо ее дома.
Небо освещено, но не рассветными лучами. Где-то на севере зарево. И там только одно место, где может гореть. Дом Лайлов!
Пожар от свечей, оставленных в пустом доме? Но это было несколько часов назад. Впрочем, внутри дома стены в панелях, очень старых, промасленных, они должны легко загораться. И хоть сами стены сделаны из прочного камня, внутри все может выгореть.
Она бросилась назад, схватила плащ, сунула ноги в ботинки. По дороге, несмотря на поздний час и холод, шли люди, она смешалась с ними, услышала возбужденные голоса; говорили о телефонном звонке, который поднял тревогу, хотя никто не знает, кто позвонил; о том, что дом погибнет, если помощь не придет вовремя.
Тор сделал это, чтобы скрыть место отдыха опекунов? Гвеннан думала, что ни один истинный Лайл не сможет уничтожить их убежище, место, за которое они держатся много столетий. Но Тор полукровка, дом мало что для него значит, а добиться он хочет многого. Неужели он узнал о ее мысленном проникновение и начал действовать, быстро и безжалостно, прежде чем она сумеет совершить задуманное?
Пожарная машина – девушка припомнила, что куплена она в основном на деньги Лайлов, – доехала до дома, за ней машина шерифа, два грузовика с людьми, которые тут же выпрыгнули и начали действовать. Но глубокий снег затруднял их действия.
Через полуоткрытую переднюю дверь виднелся огонь и дым. Ни следа слуг. Может быть, они внутри, и огонь отрезал им выход? По-видимому, так считали собравшиеся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64