Ребенка вполне могли бы бросить на произвол судьбы; ее спасла и вырастила старая нянька; и каким-то образом девочка выросла.Когда ей исполнилось десять лет — задолго до достижения этого возраста девочку полагалось бы перевести на женскую половину, которую она не должна покидать до самого замужества, — отец сбежал от шунг-ню. Слухи, добравшиеся быстрее его самого, сообщали, что он бросил там жену (если можно считать, что у варваров шунг-ню существуют такие семейные связи) и новорожденного сына. Эти слухи вызвали страх в бедных холодных помещениях, в которых росла Серебряная Снежинка. Как благородный полководец и вельможа Чао Куан (хотя по декрету императора он больше не полководец и не вельможа) воспримет известие, что у него есть только дочь и нет ни одного живого сына?Качая головой, с многочисленными оговорками и предупреждениями, нянька представила ему Серебряную Снежинку. Даже сейчас, вспоминая, она думает, что произошло ниспосланное небом чудо: она не разразилась испуганными слезами. Отец показался ей ожившим предком, а не человеком. Потому что он не походил на человека. Борода и голова под тусклой шапкой поседели, а древнее шелковое одеяние с меховым воротником и кружевами повисло мешком на его худой фигуре.И даже больше чем седина и худоба, поражала хромота. Должно быть, во время безумного бегства с запада она причиняла ему больше мучений, чем самый строгий указ императора. Под рукой лежал эбеновый посох, рядом шелковый свиток трудов Конфуция и бронзовая жаровня в форме горы с двенадцатью вершинами, отделанная драгоценными металлами и сердоликом, — сокровище дома. От жаровни поднимался тонкий ароматный смолистый дымок артемизии; впоследствии в памяти Серебряной Снежинки кривые сосновые ветви всегда связывались с испытаниями отца.И сейчас, дыша на замерзшие руки, Серебряная Снежинка вспоминала тепло и аромат жаровни. И только это тепло тогда поддерживало ее, когда она, устало передвигая ноги, шаг за шагом, опустив глаза, подходила к человеку, который сидел на изношенных подушках неподвижно и прямо, как будто не доверял им. И в этот момент, словно по желанию благосклонных богов, с жаровни взвились искры. Серебряная Снежинка, забыв о скромности и покорности, посмотрела прямо в лицо отца и увидела полный любви и доверия взгляд. Ее отец протянул руку, худую, дрожащую, с одним отсутствующим пальцем, и она побежала к нему.Отныне все мысли о сдержанности и скромности были забыты; с десятилетнего возраста Серебряную Снежинку воспитывали как сына, которого так не хватало ее отцу; ее учили охотиться, играть в шахматы, петь и — самое дерзкое — читать и писать стихи.И вот они продолжали жить на севере, вблизи Великой Стены. С окутанных дымкой времен пяти императоров здесь располагались поместья их семьи; но столь же традиционно здесь всегда жили изгнанники, те, кто должен продолжать позорную, лишенную чести жизнь.Может, север и земля изгнанников, но Серебряная Снежинка всегда любила его суровую красоту, бесконечные просторы равнин, разрываемые Великой Стеной и менее древним, но таким же полуразрушенным домом ее предков. Теперь слабые лучи послеполуденного солнца падали на Стену, делая снег и лед, на которые она отбрасывала длинные фиолетовые тени, великолепным, исполненном красоты зрелищем.Но, возвращаясь домой, девушка чувствовала, что на ее сознание легла гораздо более густая тень. Она торопилась подчиниться приказу Сына Неба, посланному после десяти лет молчания. То, что рассказывал ей отец о шунг-ню, заставляло ее заглядывать за Великую Стену не со страхом, а с любопытством. Она знала, что за стеной тянутся бесконечные просторы степей, населенных безбожными дикарями, которые едят мясо сырым, никогда не моются и пытают цивилизованных людей. Но там же, за Стеной, открытые просторы и свежий воздух, там свобода и утраченная честь отца. *** К тому времени как госпожа Серебряная Снежинка добралась до древней полукрепости-полужилого дома (престарелые лучники на сторожевой башне кивнули ей и ее сопровождению), ее заставлял торопиться не только холод, но и стремление подчиниться воле отца и узнать, какие новости заставили их самого молодого слугу рисковать собственной жизнью и жизнью лошади, чтобы как можно скорее добраться до нее и передать приказ возвращаться. Дрожа от холода и возбуждения, девушка сделала последний поворот — мимо пустого пространства, с которого прошлой зимой загадочно исчезла нефритовая статуя, мимо стены, с которой за последние два поколения стерлась краска — и попала в свой собственный крошечный дворик. Ширмы и стены приглушали суматоху, которая поднялась после ее возвращения.Здесь Серебряную Снежинку схватила старая нянька — руками, похожими на цыплячьи лапы, но сильными, несмотря на старость, — и потащила во внутренние помещения, где ждали огонь, горячая вода и одежда, пусть поношенная, но теплая и безупречно чистая.Но когда старуха собралась раздевать Серебряную Снежинку, девушка ее остановила.— Матушка, такая служба, — и такая быстрота, подумала она, — тебе не под силу. Где моя служанка Ива?— Она там. — Женщина показала в сторону двора. Несмотря на тщательно расставленные ширмы, в открытую дверь врывался сквозняк. Можно было мельком разглядеть клочок вечернего неба, ставшего фиолетовым, как весенняя одежда первой наложницы.Нянька сделала жест, отвращающий зло. Если бы старуха не была для Серебряной Снежинки почти бабушкой, девушка ударила бы ее.— Твоя недоверчивость глупа, — укоризненно сказала она. — Десять лет, с того самого времени, как отец привез ее с собой, Ива служит преданно и хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89