«Ну конечно, что ж тут такого». Но про себя подивился: «Хитрит... Там из Петрограда, тут из Огородников, что-то не то»,— подумал он.
Как-то в июне Петрок в отличном настроении возвращался после полудня из города. Он вез воззвание, напечатанное подпольным комитетом, в котором разъяснялось, что коммунисты и советская власть воюют не против Польши, а против польских магнатов, помещиков, буржуазии и пилсудчиков, которые оккупировали Белоруссию вопреки воле польского же народа, чтобы путем угнетения и эксплуатации увеличивать свои богатства. В воззвании говорилось, что крестьянство и рабочий класс Польши сами это понимают и сочувствуют трудящимся Белоруссии, что даже среди солдат польской армии многие работают подпольно и по мере сил помогают партизанам, а иной раз и переходят к ним с оружием. «Поднимайтесь все против помещиков и капиталистов, боритесь за власть рабочих и трудового крестьянства! Долой оккупантов с нашей земли!» — так заканчивалось воззвание.
Бывая регулярно в городе, Петрок отлично изучил солдат, с которыми обычно имел дело по пути. Неудивительно, что воззвания он вез сегодня без особых предосторожностей — просто положил на дно повозки, под сено, сверху пристроил несколько нераспроданных сыров и посуду — два пустых бидона. Он даже песен сегодня не распевал, погрузившись в сладкие дорожные мечты. И только он въехал во двор, не успел еще распрячь лошадь, как у ворот показались каратели.
Никаких особых оснований бояться карателей у Кириллы не было, так как они обычно наезжали, чтоб учинить расправу, в села, где обнаруживали саботаж или подозревали связь с партизанами. А Кирилла жил в стороне от дороги, на отшибе, покорно, хотя и покряхтывая, платил налоги и контрибуции, никому ничем не грозил и никакой опасности для власти не представлял. Однако он очень испугался, когда, стоя у сарайчика, увидел столько военных, и негромко крикнул:
— Миколай, солдаты приехали!
Красуцкий стоял у порога; он вздрогнул и сперва, казалось, хотел куда-то метнуться, но затем сдержал себя, глубоко, полной грудью вдохнул воздух и вышел во двор. Петрок так и остался стоять, держа лошадь за уздечку. Кирилла, босой, в расстегнутой сорочке, приглаживая всклокоченные волосы — он только что встал после обеда,— пошел отворять ворота.
Каратели въехали во двор. Впереди под поручиком так и танцевала тонконогая, лоснящаяся, гнедой масти кобыла. Поручик соскочил с седла, кривая сабля брякнула о землю. Он подвел кобылу к забору, закинул повод на кол и поправил на себе сперва шапку с длинным лаковым козырьком, затем мундир, обдернув его со всех сторон и выпятив грудь. Спешились и остальные и тоже стали, кому где пришлось, привязывать лошадей.
— Пан хозяин будешь? — спросил поручик у Кириллы, подозвав его к себе. Он поправил ремешок нагайки, висевшей на правой руке.
— Да, хозяин, паночек.
— Большевиков прячешь? Приходят к тебе партизаны? — похлопывая нагайкой по голенищу щегольского сапога, сразу два вопроса задал поручик.
— Да что вы, паночек, я их и в глаза никогда не видал.
— Патроны, оружие есть?
— Упаси боже, я человек мирный.
— А это кто такие у тебя? Что за люди? — спросил поручик, той же нагайкой указывая на Красуцкого и Петрока.
— Да как вам сказать,— замялся Кирилла.— Дело небольшое люди открыли, сыроварню устроили, на продажу сыры готовят.
Каратели заехали к Кирилле, собственно говоря, случайно. С самого утра они мотались по глубинным лесным селам, попали в перестрелку с партизанами, сожгли две хаты, арестовали за бунтарство трех человек и отправили в полицейский участок. Теперь, злые и голодные, они возвращались в город и по дороге просто решили у Кириллы подкрепиться. Но, неожиданно обнаружив на хуторе посторонних людей, сразу вспомнили свою профессию.
— Сыроварню? — сердито повторил поручик.— А вот мы сейчас посмотрим, что у тебя тут за сыроварня. Солдаты! — крикнул он и поднял нагайку.
Солдаты кинулись кто в сарайчик, кто в Кириллову
хату, кто на чердак. Двое встали возле Красуцкого, двое схватили Петрока, начали обыскивать, шаря за пазухой, выворачивая карманы. Петроков Гнедка, видя, что его больше не держат, мотнул головой и поплелся в компанию к солдатским лошадям, уже насторожившим уши.
— Тпру, чтоб ты сдох! — крикнул на него Кирилла, которого никто не трогал, так как он стоял рядом с поручиком, и бросился наперерез.— Ишь, волчья сыть, удержу на тебя нет, неугомон! Но, зараза! — крикнул он еще громче, хлестнул вожжой и погнал повозку через двор к гумну.
Он отвел лошадь на ток, распряг, выпустил за ворота в лесок, спутал. Когда вернулся на двор, обыск уже кончился. На земле валялись перевернутые бидоны, ведра, видно было, что в сарайчике кадка, стоявшая над лазом в подполье, сдвинута. Поручик допытывался у Миколая и Петрока, кто они, откуда и почему занялись сыроварением.
— Мы, пан поручик, правильно хотим жить, своим честным трудом. Сами достаток нажить стараемся и государству пользу принести. Вашей армии мы сыры наши продаем, вот можете посмотреть,— толковал Петрок, показывая квитанции, сияя веселой улыбкой и высоко поднимая светлые крылатые брови.
Между тем пан поручик не упускал из виду то, ради чего он сюда заехал.
— А не думает ли пан хозяин, что гостей пора чем-нибудь попотчевать? — обратился он к Кирилле, когда тот снова подошел к нему.
— Так это можно, паночек, сейчас скажу... Тэкля! — крикнул он в хату.— Волька! Живо мне сготовьте для панов поесть чего повкуснее... Я сейчас, паночек,— и Кирилла направился к хате, ступая по-стариковски, как всегда, когда спешил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146