.. О!.. Я должен показать ей, России, всему миру, что без Потемкина Россия — ничто. Я знаю стороной, что султан с радостью примет меня, если я вздумаю предложить ему свои услуги. И вот месть решена и готова. У меня в Николаеве стоят несколько кораблей, в портфеле еще уцелело несколько листков с подписью императрицы. Мне стоит только снарядить корабль в путь, нагрузить на него все свое добро, забрать, воспользовавшись чистыми листками, всю наличность казначейств — и в путь, в Турцию! А, вы думали обойтись без Потемкина!..
Его лицо искривилось судорожной гримасой. Он так стиснул себе руки, что пальцы захрустели. У Бодены от 374
изумления и негодования не хватало воздуха. Как! Он дошел до того, что готов изменить стране, готов навлечь на нее всяческие бедствия, и все это только для того, чтобы удовлетворить свои злобные чувства! Где же предел его низости? Когда же, о Господи, Ты избавишь родину от этого нового Аттилы?
Бодена чувствовала, что задыхается. Она схватилась рукой за грудь и вдруг нащупала там что-то твердое: это был золотой медальон, издавна бережно хранимый ею как последнее средство... Вскоре после того, как императрица Екатерина приблизила ее к себе, Бодена однажды обнаружила пропажу своего заветного серебряного медальона, благодаря которому ей удалось когда-то доказать, что она — Мария Девятова. Она искала его повсюду, обещала за нахождение крупную награду, но медальон пропал безвозвратно. Должно быть, тоненькая цепочка перетерлась и медальон упал. С течением времени Бодена примирилась с потерей этой реликвии, но испытывала чисто физическое неудобство: она привыкла чувствовать что-то на шее. И вот ей случайно попался старинный медальон, внутри которого был искусно вмонтирован стеклянный флакончик, вмещавший несколько капель жидкости. Продавец объяснил ей, что это — итальянский флакон, принадлежавший кому-то из Медичи, хранивших там яд. То же самое решила сделать и Бодена. Она все острее чувствовала неудовлетворенность жизнью, все чаще бывали минуты, когда хотелось кончить это мучительное, ненужное существование. И вот, достав у одного из придворных докторов немного смертельной, ядовитой эссенции, Бодена влила ее в хрустальный флакон медальона и стала носить при себе.
С течением времени она как-то забыла об этом, но теперь, нащупав на груди медальон, вспомнила о его содержимом. Глубокое спокойствие разлилось вдруг по ее сердцу: теперь она поняла, что Господь делает ее, смиренную рабу, орудием отмщения и казни...
А Потемкин продолжал:
— Теперь пойми, Бодена, к каким вершинам славы я зову тебя. Я отправлюсь в Николаев и все подготовлю. Затем я вернусь за тобой, и мы уедем в Турцию. Султан возьмет меня на службу. Я и без того богат, я и без того повезу на корабле неисчислимые сокровища. А он в свою очередь осыплет меня милостями. Я знаю все слабые места русских укреплений, каждый шаг турецкой армии будет сплошным торжеством Турции и уничтожением России... О, я отомщу!.. Я жестоко отомщу!.. Ты будешь моей женой. Я окружу тебя почетом, лаской, богатством — всем, чего только сможет пожелать твоя душа... Я стану богом, но ты — ты будешь богом бога... Бодена! Разве это не предел желаний?.. О, Бодена, скажи, что ты согласна!
— Григорий! — по возможности мягко, с трудом подавляя негодование, ответила ему Бодена. — Если бы ты начал с этого, если бы тогда, раньше выказал свою любовь, то наша жизнь сложилась бы совершенно иначе. Ведь я отталкивала тебя только потому, что вся моя гордость возмущалась насилием. Но, раз ты молишь, раз ты просишь, я не в силах отказать твоей просьбе... Бери меня: я твоя...
— Бодена! — страстно вскрикнул Потемкин и сжал ее в своих объятиях.
Бодена громко вскрикнула и оттолкнула от себя светлейшего.
— Что с тобой, счастье мое? — тревожно спросил Потемкин.
— Ты больно сжал меня, Григорий. Ведь по твоему приказанию мне изранили всю спину! Да и вообще оставь меня теперь! Уважай во мне свою невесту!.. Потом, когда священник обвенчает нас...
— Это будет на корабле! — пылко воскликнул Потемкин.
— Ну да, хотя бы на корабле. Так вот, когда я стану твоей женой, тогда...
— Хорошо, жизнь моя, ты права! Засни теперь, от
дохни! Я лягу у твоих ног и буду нежно беречь твой сон! О, я ни одним прикосновением не нарушу твоего покоя! А завтра с утра я поеду в Николаев, подготовлю там все и вернусь за тобой...
— Но мне надо будет вернуться в монастырь!
— Зачем? Разве ты не будешь в большей безопасности здесь, под моей крышей?
— Да, но... — замялась Бодена, однако потом, быстро придумав правдоподобную ложь, продолжала: — У меня в келье имеются важные письма и документы, обличающие императрицу. Некоторые из них направлены против тебя: ты сможешь опубликовать их и доказать, что бежал в Турцию ради сохранения жизни...
— Неужели? — воскликнул Потемкин. — О, Бодена, Бодена! Какое сокровище обретаю я вновь в тебе!
— Мне хотелось бы пить, — сказала Бодена.
— Хочешь вина?
— О, да! Отметим наше обручение!
Потемкин вышел из спальни и вернулся с двумя бокалами и бутылкой вина.
— Я очень ослабела, — сказала Бодена, — я ничего не ела с утра!
— Я сейчас велю принести!
— О, нет! Мне так стыдно, так не хочется видеть кого бы то ни было!
— Ну, хорошо, счастье мое, я сам принесу!
Потемкин вышел.
Бодена быстро соскочила с кровати и побежала к столику, на котором стояли вино и бокалы. Она проворно достала медальон, открыла его и капнула три капли бесцветной жидкости в один из бокалов, а затем, посмотрев на свет, проговорила, пряча флакон в медальон: «Еще осталось... для меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109