Дверь тихо закрылась — она была одна.
Бодена с трудом приподняла голову и оглянулась. Она лежала на широкой кровати в богато обставленной спальне. Шторы на окнах были спущены, но зажженные свечи давали достаточно света. Вдруг около двери снова послышались шаги.
Бодена поспешно опустила голову на подушки и сомкнула ресницы.
Все бушевало в ее душе. Страшное насилие, позор, которому она подверглась, вытравили из ее сердца молитвенное настроение, кротость, с помощью которой она надеялась смягчить неистовствовавшего Ирода. Теперь это была уже не кроткая сестра Анастасия, а прежняя Бодена, жаждавшая мести, готовая пойти на что угодно, лишь бы утолить пламенную злость.
Шаги слышались все ближе.
Дверь тихо открылась.
На пороге показался Потемкин.
Бодена сильнее закрыла глаза, чтобы не выдать себя.
Потемкин тихо подошел к кровати и посмотрел на Бодену скорбным взглядом.
— Что же делать? — страдальческим шепотом сказал он. — Я не мог... Как же мне было иначе?.. Я не могу отказаться от нее! На склоне моих дней она снова зажгла мне кровь неугасимым пожаром, и нет мне жизни, если она не станет моей! О, Бодена, Бодена!.. — Он наклонился и нежно поцеловал кончики ее пальцев, высунувшиеся из-под простыни, после чего продолжал: — Нет исхода, она должна быть моей! Вся прожитая жизнь, все достигнутое — все кажется мне мелким, ничтожным, ненужным... Только она нужна мне!.. Бодена! Жизнь моя, счастье! Мое сердце обливалось кровью, когда я видел, как покрывалось рубцами это любимое тело. Что же делать, если я не умею любить иначе? А я люблю тебя... Обнять тебя еще раз, заставить встрепенуться страстью твое тело... А потом... потом хоть умереть... Бодена! Бодена!
Словно обезумевший, светлейший ринулся к пленнице под влиянием охватившей его страсти, хотел обхватить ее, овладеть ею, бессильной, бесчувственной...
Но она была настороже. Вся кровь вскипела в ней при этом прикосновении, и, не помня себя от бешенства, она с силой ударила Потемкина правой рукой по лицу, так что он потерял равновесие и упал около кровати на пол.
Этот порыв истощил все силы Бодены. Она упала на подушки и зажмурилась в страхе перед неизбежным: вот- вот он снова набросится на нее.
Но с Потемкиным творилось что-то странное, непостижимое. Он встал на колени около постели и нежно прижался к ударившей его руке.
— Бодена! Выслушай меня! Умоляю тебя, одну минуту разумного спокойствия!.. Ты поймешь... ты поймешь...
Бодена с удивлением и ужасом открыла глаза. Не сошел ли светлейший с ума? Весь его вид, несвязность речи, блуждающая пламенность взгляда — все говорило 372
о том, что он не вполне владеет своими чувствами.
— Выслушай меня, Бодена! — продолжал Потемкин. — Только теперь я понял, что не пустая прихоть, не мелкая страстишка приковывает меня к тебе. Нет, н тебе вся моя жизнь! С того момента, как увидал я тебя пляшущей на улице, ты привязала мою душу незримыми нитями... Я пытался освободиться от твоей власти... Напрасно! Я был не в силах сбросить опутавшие меня цепи... Я знаю: ты возненавидела меня за то, что я пытался силой привязать тебя к себе. Ты жаждала свободы, словно соловей, ты не могла петь в клетке. Но чем же было мне привязать тебя к себе? Я не умел... О, Бодена, разве можно казнить только за неуменье?.. Но теперь я вижу: без тебя мне нет жизни. Сжалься надо мной, Бодена! Выслушай мою просьбу: стань моей женой, раздели со мной остаток моих дней!
— Ты бредишь! — в изумлении воскликнула Бодена.
— О, нет, вся моя прошлая жизнь была бредом, теперь же наступило пробуждение. Бредил я тогда, когда думал приковать тебя цепями, приковать золотом, рабством, насилием... Бодена! Обвенчайся со мною, будь моей женой!
— Григорий, опомнись! Ведь я монахиня, я дала обет...
— Нет нерасторжимых обетов: Бог связал, Бог и развязал!
— Но государыня... Опомнись! Разве допустит она это?
— Государыня? — Потемкин расхохотался горько и злобно. — Государыня! О ней я сейчас поведу речь с то- бой, и ты поймешь, на какие вершины я зову тебя! Вспомни, Бодена, что такое была вся моя жизнь. Разве сделал кто-нибудь столько для России, сколько сделал я? Когда государыня приблизила меня к своему трону, это была забитая, обнищавшая страна. А теперь? Европа льстит и заискивает перед нею, границы страны раздвинулись во все стороны... Ты скажешь: я не забывал и себя. Ты скажешь: я первый поживился от своих успехов. Ну, что же, это правда. Но я думал так: раз я даю русскому народу счастье и величие, раз я даю ему то, чего не дал кроме меня никто, то я вправе брать себе все, что мне нужно. А разве другие не так поступали? Разве сама императрица, даря своим возлюбленным бриллиантовые аксельбанты в несколько сот тысяч, не брала у народа его достояние для того, чтобы вознаградить тех, которые умели угодить ей?.. И как угодить? Вспомни, Бодена... Вспомни и сравни: другие только брали, а я брал, но и давал... И вот благодарность...
В горле у Потемкина что-то всхлипнуло, сорвалось. Он с силой потянул в себя воздух. Бодена изумленно смотрела на него, не веря своим глазам: таким она никогда не видела светлейшего.
Судорожно переведя дух, Потемкин продолжал:
— Да, я дал ей то, что никто не мог бы дать. И вот благодарность. Она приблизила к себе мальчишку, ничтожество, и ради этого негодяя, который только и делает, что служит ее старческой страсти, она оттолкнула меня, своего старого, испытанного слугу. Что я видел от нее в награду за последние торжества русского оружия? Что я получил после победоносного разгрома турок? Только оскорбления, только вечное предпочтение мальчишки мне, Потемкину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109