— Погодите, я знаю хорошее место, — сказала Эмма.
— Но в нашем распоряжении осталось не более пятнадцати минут. Эмма пошла вперед. Она великолепно ориентировалась в парке. Они свернули с освещенной аллеи на глухую темную тропинку, перешли по горбатому мостику через родник и очутились перед небольшой рощицей. Между деревьями тускло поблескивал пруд. Эмма повела Кохияму к роще. Сюда, видно, редко кто забредал. Почти у самой опушки они нашли охапку хорошо сохранившегося сена.
Они сели. Здесь их никто не мог видеть. Сзади была стена деревьев, а впереди лежал объятый тишиной, заросший у берега камышом пруд, Кохияма сделал несколько глотков. Виски обожгло желудок, и тело сразу стало удивительно легким.
— Я тоже хочу, — сказала Эмма. Он в темноте протянул ей бутылку.
— Нет, я хочу из ваших рук! Он поднес бутылку к се губам.
Она сделала глоток и снова потянулась к бутылке. Эмма запрокинула голову, длинные волосы волнами спадами назад. Он погладил девушку по голове и дал ей еще отпить несколько глотков.
Она склонила голову на его плечо.
— Обнимите меня, — сказал Эмма.
Она часто просила обнять ее, ведь она даже в детстве не знала тепла материнских рук и тосковала по ним.
Когда она стала подростком, отец вдруг обрушил на нее поток бурных чувств, в которых любовь смешивалась с ненавистью. Он требовал от дочери полного повиновения, грубо вмешивался во все ее дела и злился, что не может заменить ей мать и проникнуть в ее девичьи тайны. Он был для нее настоящим деспотом.
Отшвырнув пустую бутылку, Кохияма обнял Эмму. Губы их слились в долгом поцелуе.
Наконец он оторвался от ее губ и, с трудом взяв себя в руки, хотел было что-то сказать ей, но девушка вдруг подняла на него свои широко раскрытые глаза и четко проговорила:
— Когда я кончала колледж, я однажды была близка с одним человеком. Потом в университете за мной настойчиво ухаживая мой однокурсник...
Не желая ничего слушать, Кохияма поцелуем зажал ей рот. Упругое, напряженное тело Эммы стало вдруг мягким и податливым. Они упали на сено, еще хранившее запах солнца, и чела их сплелись. Эмма тихо вскрикнула... Охватившая их обоих неизъяснимая нежность перешла в страсть.
За все эти шесть дней Кохияма ни на минуту не забывал о чуме. Однако сейчас он забыл обо всем на свете.
ОТКРЫТИЕ
Не успел Кохияма переодеться и появиться в гостиной, как зуда пришли доктор Канагаи и Катасэ.
— Не знаю, что и делать, — удрученно сказал Канагаи.
— Неужели нельзя справиться с ним?
— Можно бы, конечно, применить какой-нибудь сильный транквилизатор или впрыснул, наркоз, но как к нему подобраться? Мы пробовали, стучались, вызывали в коридор — все напрасно.
— Что ни говори, это ведь не простой больной, — сказал Канагаи.
— Мне очень вас жаль, доктор, — заискивающим тоном сказал Катасэ,
— Ведь вы здесь уже целых три часа.
Канагаи взглянул на часы. Сделал он это машинально, не знать, сколько сейчас времени, он не мог — он то и дело посматривал на часы. Стрелка подошла к девяти.
— Это не столь важно, — сказал Канагаи. — Сегодня я могу здесь и заночевать. Я об этом предупредил.
— Попробую я его уговорить, — сказал Кохияма.
— Вы? —Катасэ усмехнулся. — Днем вы сказали, что он обещал спустип,ся вниз, и мы его ждали. А он притащил с собой ту страшную штуку...
— Тут уж я ни при чем.
— Разумеется, — сказан Канагаи. — Ну что ж, попробуйте.
— Попытаюсь.
— Буду вам очень признателен.
Кохияма забежал в кухню выпить стакан воды.
— Куда это вы? — остановила его Сатико, когда он направился к двери.
— Ужин готов, и Эмма сейчас придет.
— Мне нужно сходить к Тэраде, ужинайте без меня, — ответил Кохияма. — Вы собираетесь подняться наверх? — недовольно нахмурила брови
Сатико. — Разве это не опасно?
— Нет, особенно беспокоиться нечего.
— Но неужели у него чума?!
Сейчас этот вопрос, который она задала и в первый свой день в изоляторе, не казался таким наивным, в нем звучал страх. В наши дни, когда где-либо возникает эпидемия, об этом немедленно сообщается в газетах, по радио, телевидению. Но теперь уже редко кто воспринимает известие об эпидемии как непосредственную угрозу дня себя. Сейчас люди без боязни проходят мимо инфекционных больниц. Они знают, что изоляторы, в которые помещают больных, служат надежной защитой от дальнейшего распространения инфекции, и болезнетворные бактерии иод крепким замком. Однако это не значит, что борьба людей с эпидемиями уже отошла в область преданий. Приобретая устойчивость к лекарственным препаратам, микробы, подобно фениксу, возрождаются и приобретают способность безгранично распространяться.
Множество самых различных микробов, в том числе и патогенных, окружает человека, живет в его кишечнике, па коже, существует в организме животных и передастся самыми различными путями, по люди и понятия об
этом не имеют. Так обстоит дело и с чумными микробами. Это трудно вообразизъ, но в одном Токио обитает в три раза больше крыс, чем людей. Стоит чуме возникнуп. среди крыс, как в городе начнется повальная эпидемия. Из-за плохого состояния водосточных капав, фязи и антисанитарии в Токио может вспыхнуть эпидемия небывалой силы. А распространение чумы неизбежно приведет к появлению чумных бацилл, устойчивых к лекарегвенпым
средствам. Даже Сатико поняла наконец, насколько велика опасность. Кохияма медленно поднялся на второй этаж. Спешить было некуда. Муракоси и Катасэ можно больше не принимать в расчет, они потерпели окончательное поражение и больше не полезут. Теперь здесь главную роль играл доктор Канагаи, который мог что-то сделать для спасения жизни Тэрады, да еще Кохияма, который хотел проникнуть в тайну исследований Убукаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54