.. я так растерялась... не знала, что делать. Потом подумала, что лучше ничего не делать, закрыла за собой двери и побежала звонить. Через десять минут приехала милицейская машина.
— Вы погасили свет?
— Даже не знаю. Не помню. Наверное. Разве в таком состоянии запомнишь?
— Вы уверены, что, когда вы вошли в комнату, свет не горел?
— Ну конечно! Ведь я ничего не видела и потому включила свет.
— Вы ничего не трогали в комнате?
— Нет.
— Спасибо. Прошу вас находиться в своей квартире. Я к вам сейчас зайду.
— Хорошо.
— По-моему,— сказал Кепеш,— на выключателе будут отпечатки пальцев только этой женщины и, разумеется, сержанта милиции. И вообще мы не обнаружим здесь никаких отпечатков пальцев, кроме отпечатков погибшей. Вы согласны?
— Я тоже так думаю. Странно все-таки... эта буксирная веревка... Почему не бельевая? Или шпагат? Или какой-нибудь шнур? И где ее остальная часть?
— Наверняка в багажнике машины, где она взяла этот обрывок.
— Да, разумеется. Но в какой? В этом городе хватает машин. Ладно, давайте оглядимся.
Наконец они вошли в комнату.
— Соседка сказала, что эта женщина уехала, поэтому ей и бросилось в глаза, что дверь открыта.— Лейтенант подошел к шкафу. На полках лежали аккуратно сложенные вещи: кофточки, постельное белье, полотенце, рядом висели платья, пальто и короткая белая шубка.— Так, так,— заметил Кепеш,— белая шуба.
— Давайте смотреть дальше!
— Держу пари, что она и холодильник разморозила,— сказал лейтенант, тщательно просматривая вещи в шкафу.— И грязной посуды в кухне нет. Думаю, она взяла очередной отпуск и уехала отдыхать. А перед этим женщины всегда приводят квартиру в порядок. Фотографии!— воскликнул он, доставая с одной из полок коробку.— Интересно...— Кепеш просматривал фотографии. В основном это были снимки Жофии, несколько детских, какая-то пожилая женщина, вероятно, мать.— Смотрите-ка,— сказал Кепеш, показывая одну из фотографий,— знакомая. Это Ева Бо-рошш.
— В самом деле,— в раздумье проговорил Пооч, разглядывая снимок, с которого ему улыбалась молодая женщина, блондинка.— Остальное, мне кажется, можно доверить оперативной группе. Фотографии и сумочку этой женщины возьмем с собой. Видно, дома она пробыла недолго. Приехала она утром, постель не смята. Даже кофе себе не сварила... Торопилась... Наверное, только заскочила на минутку...
— Чтобы повеситься?..— не удержался Кепеш.
Припустив мимо ушей реплику лейтенанта, Пооч продолжал:
— Этот обрывок буксирной веревки... неужели она приготовила его заранее? Что-то не верится. И это самоубийство... Мы только что имели дело с самоубийством. Как оказалось — фиктивным. По-моему, здесь тоже что-то не так. Женщины были знакомы — фотография подтверждает этот факт, во всяком случае, делает вероятным... Скажите-ка,— он резко повернулся к Кепе-шу,— как, по-вашему, эта буксирная веревка попала в квартиру? Как она ее сюда принесла? В руках? В сумочке? А может... с ней кто-то был и принес, скажем, в портфеле?
— Или завернул в газету.
— В мусорном ведре ничего нет.
— Тогда просто в руках. Почему бы и нет?
— Вы правы...— в раздумье кивнул Пооч.— Почему бы и нет?
Когда прибыла оперативная группа, Пооч и Кепеш отправились в соседнюю квартиру. Сэп сразу же открыла им дверь.
— Ох, извините, у меня такой беспорядок,— затараторила она, как только мужчины переступили порог.— Я даже не успела выложить из сумок продукты... Вы представляете, какое это страшное потрясение, когда я ее увидела... хоть я и была медсестрой, я все равно ужасно испугалась. Садитесь, пожалуйста! Можно, конечно, пойти в комнату, только я даже не убрала постель...
— В котором часу вы ее обнаружили?— У Пооча голова пошла кругом от этого потока ненужных слов.
— А в котором часу?.. В девять я ушла из дома, а вернулась в половине десятого. Я спросила время у зеленщика, когда расплачивалась, и он сказал, что половина десятого. Я больше никуда не заходила, сразу же пошла домой...— Она замолчала, чтобы перевести дух.
— Вы давно знаете Жофию?— спросил ее Пооч, прежде чем она снова заговорила.
— С тех пор, как мы стали соседями, уже шесть лет. Я частенько к ней заходила немного поболтать. Она была замкнутой, в доме ни с кем, кроме меня, не дружила. Тем более после того, как многие жильцы стали возмущаться, что у нее все время орет магнитофон, часто даже по ночам. Я в это не вмешивалась. Просто перешла спать в другую комнату, там не было слышно. Жофия была одинокая, как раз перед тем, как сюда переехать, она развелась с мужем, ей очень с ним не повезло, он ее бил. Представляете?! Ничего удивительного, что ей хотелось немного отвлечься... У нее было много знакомых.
— Вы не замечали, чтобы какой-нибудь мужчина заходил к ней чаще других?
— Я как раз об этом хотела сказать. Несколько месяцев назад все прекратилось: и музыка, и гости ходить перестали. Тогда-то у нее и начались отношения с этим шофером.
— Вы его знаете?
— Ох, молоко!— взвизгнула женщина, бросаясь к плите. Кухню наполнил запах гари.— Придется, теперь отмывать...— с досадой заметила она.- Конечно, я его знаю! Вернее... нет, не знаю. Я его несколько раз видела, но ни разу с ним не разговаривала. Жофия нас не познакомила, я даже на нее обиделась, но она говорит, это ее личное дело, не будь любопытной! Геза не любит знакомиться. Ее жениха зовут Геза Халас.
— Гак я и думал,— вздохнул Пооч.
— Он всегда ходил с черного хода. Я хожу там только утром, а он приходил по вечерам.
— А на ночь он оставался?
— Думаю, что да. Я никогда не видела его рано утром. Он всегда ходил через черный ход. Через парадный он никогда не ходил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59