— Ты собираешься охотиться на диких зверей?
— Да, конечно.— Как это удачно, что он сказал о диких зверях: ведь он действительно собирался на них охотиться.
— Послушай,— сказала она,— нет ли у тебя карточки твоего брата из Америки? — Карточки у него не было.— Как он выглядит? Он, верно, такой... ну, особенный, как настоящий иностранец?
— Он высокий,— сказал Гвендур,— очень высокий. И гораздо сильнее меня. Он и петь умеет. Да еще как! И всегда хорошо одет. Я уверен, что у него два или даже три праздничных костюма. И очень умен. Это ясно видно по его глазам. А уж до чего образован! Чего он только не учил! Он всегда мечтал путешествовать.
— Он тоже охотится на диких зверей?
— Да, в лесу, на оленя и пантеру. Этому лесу конца-краю нет, там он и живет. Я доберусь до него через месяц.
— Подумать только. Мне так хочется в Америку.
Юноша удивлялся сам себе и тому, что он вел себя, как мужчина, и легко, бойко отвечал на вопросы этой красивой девушки. С ней было так, приятно разговаривать, ни с кем он не чувствовал себя так хорошо, никогда еще слова не шли у него так легко с языка. Казалось, что каждое слово, которое говоришь ей, даже самое незначительное, превращается в цветок. Но его вдруг поразила одна мысль.
— Я не понимаю,— сказал он,— почему тебе хочется уехать в Америку, когда ты живешь в доме с башнями и можешь купить все, что тебе хочется, в потребительской лавке? У тебя есть пара прекрасных лошадей...
Подумав немного, она с ним согласилась:
— Да, конечно, ты совершенно прав. Да, все это ужаснейшая чепуха,— сказала она.— Не хочу я в Америку. Ни за что бы я туда не поехала; разве только с папой. Но когда другие едут в Америку, я сама не своя. Потому что она где-то далеко-далеко, потому что я люблю море — оно такое большое, все это так похоже на сказку... А те, кто возвращается,— они становятся большими людьми, мужчинами. Когда я была маленькая, я думала, что за границу едут только великие люди, как папа, например. Может быть, это глупо, а может быть, это и верно, не правда ли? Послушай, не забывай меня, когда будешь в Америке.
— Не забуду,— прошептал Гвендур, краснея и не решаясь взглянуть на нее: он чувствовал, что она смотрит на него.
— Знаешь,— сказала девушка,— я влюблена в твоего брата. Расскажи мне о нем побольше. Он никогда сюда не вернется?
— Нет, никогда. А я, может быть, вернусь.— Он набрался мужества и добавил: — Если ты захочешь, я вернусь.
Девушка оглядела его с ног до головы; она мысленно оценивала его, взвешивая его настоящее и будущее, смешивая действительность и фантазию, глядя одним глазом на него и другим на широкое море, по которому он поплывет. Она была влюблена в него потому, что он поплывет через это широкое море; и потому, что он станет большим человеком по другую сторону моря; и потому, что там водятся дикие звери; и потому, что он вернется настоящим мужчиной...
— Я буду ждать твоего возвращения.
Она была юна, очень юна; может быть, ей было пятнадцать, а может быть, не больше четырнадцати. Пожалуй, было бы смешно пытаться точно определить ее возраст: она была сама юность — та юность, которой не знали дети из Летней обители. Нет, Гвендур никогда еще не встречал такой девушки. Да и она не видела такого юноши.
— Когда ты вернешься, ты будешь выше, чем теперь, но вот здесь — такой же широкий.— И она проводит рукой по его груди и плечам.— Может быть, немного шире. И на тебе будет светло-серый летний костюм и коричневые ботинки. И шляпа. И полосатая рубашка. Да, и у тебя будет много денег. А еще — большой непромокаемый макинтош. И ты расскажешь, как охотился на диких зверей.— Девушка откинула голову назад и, замечтавшись, смотрела на небо. Она засмеялась и наклонилась к нему — он увидел белый пробор в светлых волосах, в золотых волосах, ласкаемых солнцем. Она смеялась, почти лежа в его объятиях. Он был в полнейшем смущении и не верил, что все это происходит наяву. Почему это случилось с ним как раз тогда, когда он собрался уезжать? И он твердо решил, что вернется.
Девушка стала приводить себя в порядок —ведь пора было возвращается домой. Она сидела в траве и причесывала волосы, вскочили голову набок. Юноша смотрел на нее и невольно тоже наклонил голову.
— Нужно поймать лошадей,— сказала она.
И они поймали лошадей, которые фыркали и пытались сбросим» уздечки. Каждый из них взял в руки поводья. Она еще раз бросила восхищенный взгляд на море, через которое он поплывет, а он не мог отвести от нее глаз.
— Нам пора расстаться,— с большой грустью сказала девушка и через голову лошади протянула ему руку, такую теплую, такую юную и белую. Гвендур молча взял ее. Девушка поняла, что он хочет еще побыть с ней; ей было и весело и грустно.
— Когда ты вернешься, я встречу тебя,— проронила она, чтобы утешить и себя и его.
Гвендур не ответил. Она остановилась, положила руки на шею белой лошади и смотрела на юношу через ее голову.
— Прекрасные лошади,— сказал Гвендур, лаская белую кобылу.
Девушка засмеялась: все мужчины одинаковы, всегда ищут повода выиграть время.
— Продай их мне,— сказал Гвендур.
— Продать? Ведь ты же уезжаешь. На что тебе лошади?
— Это будут мои лошади. У меня много денег.
— Нет, я подарю их тебе, когда ты вернешься.
— Как тебя зовут?
— Это я тебе скажу, когда ты приедешь.
— Как же я буду жить там, не зная твоего имени?
— Ты собираешься написать мне?
— Да.
— Проедемся еще немного,—- сказала она,—- и поговорим об этом.
Они тронулись, и лошади снова помчались как бешеные — белая впереди, рыжая сзади — на запад через пустошь. Земля была суха, пыль клубилась вокруг них, как облако, ветер дул им в лицо;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168