Все стали на молитву, Тимоха прочел «Отче наш», и мы заняли свои места за партами. Учительница сначала раздала тетради, задала нам письменную работу, второму классу задачу на доска написала, а с первым у нее чтение.
Но, прежде чем начать спрашивать перваков по чтению, она вызвала к своему столу меня.
— Каманин, к столу!
Я еле живой подхожу к ней.
— Ты почему не пришел в школу ночевать?— спрашивает она.
— Я приходил, а дверь была на замке... вас не было,—
испуганно отвечаю я ей.
— Когда ты приходил?
— Когда солнышко зашло...
— А я тебе сказала, чтобы ты в шесть часов пришел! Неужто ты не знаешь, что сейчас солнце заходит не в шесть, а в четыре?
Я хотел сказать ей, что у нас нет часов, что нет их и у наших соседей и ни у кого нет, но почему-то не мог промолвить ни слова, — Иди, садись на свое место,— сказала она мне ледяным тоном.
Целых две недели она не обращала на меня никакого внимания, словно меня и в школе не было. А для меня это было так тяжело, словно я стал уже и не человек, словно я натворил невесть что.
И еще раз я огорчил ее уже перед самыми экзаменами.
У нас в школе так бывало заведено: как только снег сошел, зазеленели травы — первый и второй классы в школу больше ни ногой. Кто коней пасти, кто на улице баклуши бьет. Но третий класс продолжает учиться, готовиться к
экзаменам.
Я нынче кончаю школу, учусь в третьем классе, готовлюсь к экзаменам. И вот сидим мы за двумя партами, весь третий — двенадцать человек. Учительница пишет на классной доске условие задачи, садится на табуреточку возле двери и начинает что-то вышивать. Мы списываем задачу на свои грифельные доски. Задача для меня нетрудная, я ее тут же решаю. Со мной рядом сидит Роман Косолапый. Он толкает меня в бок:
— Федя, дай списать.
Я знаю, что этого делать нельзя. Варвара Павловна строго-настрого запрещает подсказывать. Но как откажешь товарищу? И я повертываю осторожно к Роману свою грифельную доску, он мигом списывает решение задачи. Роман, в свою очередь, решение задачи показывает соседу, тот — другому, и нэ прошло пяти минут, как решение обошло всех.
А на дворе май! Поют петухи, летают бабочки и ласточки, хочется вырваться из школы и побегать по старому кладбищу.
— Варвара Павловна, мы решили,— говорят ребята.
Она с удивлением посмотрела на нас.
— Как, все решили?
— Да, все,— отвечаем мы.
Она отлично понимает, чего нам хочется. И знает, что не все мы могли одинаково быстро решить задачу, что без чьей-то помощи тут дело не обошлось. И, конечно, догадывается, что скорее всего виноват в этом я.
— Хорошо,— говорит она.— Решайте другую.
Она быстро пишет на доске условие второй задачи, а сама снова берется за вышивку.
Со второй задачей получилась та же история, что и с первой.
Я решаю ее с маху, Роман снова толкает меня в бок, я повертываю к нему свою доску с готовым решением, Роман списывает, показывает сидящему с ним рядом, тот следующему...
— Варвара Павловна, и эту решили,— снова поем мы.
— А ну, давай доски сюда! — уже сердито говорит учительница.
«Ладно, сердись сколько тебе угодно, а только выпусти нас поскорей из класса»,— думаем мы.
Мы по очереди подходим к ней со своими досками. Она смотрит одну, другую, третью, четвертую.
— Правильно! — говорит она каждому и, поплевав на доску, быстро стирает написанное.— Иди гуляй!
И все, один за другим, пулей вылетают на кладбище. Наконец и я отдал ей свою доску. Учительница тоже поплевала на нес, стерла написанное, но сказала мне совсем другое:
— А ты решил неверно. Иди садись за парту, решай как следует.
Я онемел от неожиданности. Как же так? С моей доски все списали, у них верно, а у меня нет? В чем же тут дело?
Иду обратно к парте и начинаю решать. Пробую другим способом — нет, ничего не получается. Она решается только так, как я решил се с самого начала.
— Варвара Павловна, она решается только так,— говорю я учительнице.
Она опять поплевала на доску, только уже более яростно, опять стерла все и закричала:
— А я говорю — неправильно! До вечера будешь сидеть, пока не решишь, как надо!
Мне и в голову не пришло, что она задумала проучить меня за подсказку. А тут еще это дурачье: подскакивают к окнам и смотрят па меня победителями. Дескать, так тебе и нужно, умнику! Мы-то решили, а ты не сумел!
Когда я и в третий раз решил задачу прежним способом и подал доску учительнице, сказав, что иного способа нет и быть не может, она просто рассвирепела.
— А я говорю — есть!
Тут только я понял, к чем дело. Конечно, подсказывать нехорошо, ну, а как же отказать-то? Если бы она сама была на моем месте и ее тоже попросили, так разве удержалась бы? Впрочем, она, при ее характере, возможно, и не подсказала бы никому, даже родному брату. А вот я всегда уступаю, не могу отказать товарищам...
Но потом Варвара Павловна простила меня и по-прежнему относилась ко мне хорошо. Когда же я сдал экзамен лучше всех, она вызвала моего отца к себе на квартиру и сказала:
— Ваш мальчик очень способный, его обязательно надо отдать дальше учиться.
Отец поблагодарил ее и, придя домой, взял счеты с божницы и начал считать:
— Сапожонки нужны... Три рубля... Пиджачок и брюки... Пять рублей... Рубашонку ситцевую, картуз... Еще два рубля. Да за квартиру по рублю в месяц... Восемь рублей... Итого — восемнадцать рублей. Да еще рубля три на всякие мелкие расходы набежит, вот тебе и все двадцать один... Это мне надо целый месяц работать на одного тебя. Нет, сынок, ничего не получается — у меня, кроме тебя, еще семеро нахлебников. Эту зиму ты плети лапти, а на следующую пойдем с тобой в дровосеки.
Так я вместо учебы начал плести лапти на всю семью, а потом пошел и в дровосеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55