— С орешек! — отвечали мы в один голос, зная, что он только этого и ждет.
— Отчего же она теперь стала с бочку?
— От истории Османской империи.
— Конечно. Чертова эта империя не умещалась в семи странах, история же ее не влезет и в голову величиной с бочку!
— Верно!
— Ну скажи, браток, как упомнить всех этих падишахов, свеча им на гроб? Три Османа, три Ахмеда, три Селима, четыре Мустафы... Считай себе до утра, если не лень.
— Всего сорок два.
— Вызубри, если не лень, сорок две даты рождений.
Да еще вступления на престол и свержения с престола. Кто помер в тепле, кто—в петле, а кто—на коне. Не сиделось им на месте... Взобрался на коня, саблю из ножен. Куда? В Румелию. Оттуда в Европу. Дальше куда? В поднебесье! Понесло их в Египет, в Тунис... И никто не догадался хоть передышку устроить. Чтоб христиане и мусульмане могли дух перевести. Из шестисот тридцати девяти лет—триста лет война! Представь себе, братец!
— Всего двести шестнадцать войн.
— Понятно. Двадцать одну проиграли, сто девяносто выиграли.
— И пять закончились вничью.
— Закончились-то закончились, а типы эти, о чем они думали, когда войны устраивали? В голову им не пришло, что пролитая кровь зальет учебники истории. Что их внуки должны будут наизусть учить, сколько голов слетело за все эти победы и поражения, когда какую крепость сдали, когда взяли, когда какой договор заключили. Кто знает, какой из двухсот четырнадцати великих визирей опочил в бозс, какой кончил жизнь в петле, какой
на колу...
Хасан ворчал. Мы смеялись. А ему самому было не до смеха. Иногда он так расходился, говорил такие вещи, что можно было подумать—бредит. Просто свихнулся на этой истории. Вызовет его, к примеру, учитель, поставит перед собой и спрашивает:
— Скажи-ка, сынок Хасан-эфенди, сколько лет существовала Османская имерия?
— Шестьсот тридцать девять, учитель.
— Почему удалось ей так долго просуществовать?
— Как тут не просуществовать! Если б я награбил столько добычи, набирал столько хараджа да ашара, имел столько хасои, тимарон да зеаметов, я бы до конца света прожил, учитель!
— В какой книге ты это вычитал, сынок?
— В учебнике этого нет, учитель.
— Хорошо, от кого ты это узнал?
Тут Хасан умолкал. Это была его тайна, которую знали в классе всего несколько человек. Учителем его был сторож Ариф-деде. Матерый был волк, ночной.
Привык в четниках во время национально-освободительной войны полуночничать. И с тех пор нанимался только на ночную работу. Уже пятнадцать лет он служил в училище ночным сторожем. С часами на шее днем и ночью каждый час обходил всю школу.
Как-то ночью через несколько часов после отбоя, когда все уснули и дежурный педагог ушел к себе, Ариф-деде заметил в нашем классе свет. Явился. Увидел Хасана, меня и еще двух ребят над книгами. Тихонько подошел к нам.
— Ложитесь, ребята! — сказал он. Голос у него был такой же тихий, как его шаги.— Дня вам, что ли, не хватает? Над чем вы мучаетесь?
— Что вас мучает, ты лучше не спрашивай,— ответил Хасан, оторвавшись от учебника истории.— Взопреешь, а не разберешься, Ариф-деде.
— А ты попробуй-ка спроси. Увидим. Хасан усмехнулся:
— Не надо, Ариф-деде. Что ты можешь знать об истории Османской империи?!
Ариф-деде склонился над партой. Отвернул козырек фуражки к правому уху. Глаза его сощурились под толстыми стеклами в проволочной оправе. И мягким голосом стал читать:
— Хромой Тимур до начала битвы послал Баязйду Молниеносному письмо. Однако Баязид письма читать не стал и прогнал гонца- Тимур разгневался и, когда взял в плен Баязида, посадил его в Анкаре в клетку. Пришел к нему и сказал: «Эй, великий Баязид! Ты не стал читать письма, в котором я предлагал тебе рука об руку пойти походом на страны неверных. Не захотел, но, видишь, сей мир не возьмет в могилу с собой ни кривой, вроде тебя, ни хромец, вроде меня...»
Ариф-деде остановился. Мы молчали, ожидая, когда он дочитает до точки. Он внимательно поглядел на наши лица и сказал:
— Вот вам мораль: и султан Сулейман не забрал с собой в могилу сей мир,— сказал он.— И Гази-паша не заберет. И хромой учитель, который не дает вам поспать... И кладовщик, что урезает от ваших ломтей... Я это
к тому, что идите-ка вы ложитесь. Слаще сна пищи нет. А если есть у кого из вас сигарета, угостите!
Мы дали ему сигарету. И послушно, как ягнята, отправились спать.
Как-то средь ночи он снова явился к нам. В этот раз сумел рассказать о всех сорока двух султанах сразу.
— Среди всех этих падишахов меньшинство было умных, большинство — безумных. Умные копили денежки, безумные — ордена да пряжки. Меньшинство интересовалось мечетями, большинство — гаремами. Кто персидскими коврами, кто индийскими шалями, кто петушиным боем, кто черепашьими гонками...
Темой третьего урока, преподанного Арифом-деде, была цивилизация османов:
— Куда только они не добирались?! Не было страны, которую они не захватили бы да не ограбили. Трава не росла там, где они прошли! Трава! Чтоб вам было понятно, я так скажу—они огромный котел соорудили. Под котлом горели мусульманские косточки, а в котле варились христьянские головы. Ели они плов с шафраном, стригли страны, как баранов. Приговаривали: «Эх, вкусно-тища, ел бы лет тыщу!»
Хасан вдруг спросил Арифа-деде:
— А ты турок?
Ариф аж вздрогнул от неожиданности:
— Мы мусульмане,— пробормотал он.
— Я не о том спрашиваю, деде. Можешь ты сосчитать своих предков до седьмого колена?
Видя, что Ариф не знает, что ответить, Хасан хлопнул ладонью по журналу «Орхон», что лежал перед ним на парте, и пояснил:
— Здесь вот написано: ежели не можешь, то не можешь и считаться чистокровным турком!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73