У ворот постоялого двора стоял какой-то верзила в европейском костюме и косо надвинутой на голову кепке, по виду бродяга.
«Зачем сюда приплелся Одноглазый?» — раздумывал Лян Юнь.
Он медленно прошел мимо ворот, внимательно осматривая двор.
— Чего тебе? — грубо окликнул его человек у ворот.
— Дело есть! — ответил Лян Юнь, останавливаясь.
— Какое-такое дело у сопляка?!
— Хочу узнать, не идет ли обоз в Чэнцзыцзи.
— Что?! Обоз? Уже несколько дней здесь никаких обозов не было. Давай чеши отсюда!
Лян Юнь заметил: широкий двор, где обычно теснились повозки и сновали грузчики, теперь был совершенно пуст. Повозок не было, но в глубине, у самого дома, сидела на солнце большая группа людей, по виду не здешних.
— Проваливай, слышишь! — Верзила подошел ближе и сильно толкнул его.
Лян Юню пришлось уйти. Одноглазый и эти крестьяне... Не случайно они- здесь. Он заторопился к Шану. Там уже сидел Фын.
— ...их немного, всего человек семьдесят-восемь-десят, но все равно... — Фын помолчал. — Все равно они могут поломать наши планы.
— Да, — сказал Шан, — положение осложняется.
— Что же мы будем делать?
— Не спеши. Вот Лян Юнь хочет что-то сообщить нам.
— Я видел, как Одноглазый выходил от подрядчика. А пошел он прямо на постоялый двор, что на Сималу. Там повозки ни одной нет, но живут какие-то люди. Похоже, что издалека. Дядя Шан, скажи: может быть, это...
— Может быть, что? — переспросил Шан;
— Может быть, это подрядчик навербовал людей, чтобы они работали вместо нас на пристани?
— Да, ты прав — там затевается провокация. И мы уже знаем об этом.
— Послушай-ка, Лян Юнь, — Шан жестом прервал Фына. — А ты не заметил, у ворот не было японских солдат и полиции?
— Нет, никого. Стоял только какой-то бродяга. Я подошел, так он сразу меня прогнал.
— Я думаю, — проговорил Фын, — завтра утром они все уже явятся на пристань и захотят работать. Нам придется с ними драться.
— С кем драться?
— Ну, с теми, кто хочет заменить нас на пристани.
— Никак ты, Фын, не можешь унять свою прыть. Все у тебя на уме одна драка. Подумай сам: кто эти люди, которые хотят нас заменить?, Крестьяне, которых красивыми речами обманул подрядчик. У них какой расчет? Зимой в деревне все равно делать нечего — нужно идти в город на заработки. Откуда им знать о нашей борьбе? Это такие же угнетенные люди, как мы. Им надо как следует все растолковать, и они поймут нас...
— Дядя Шан, — перебил его Лян Юнь. — Подрядчик послал им какую-то пачку бумаг. Может, это деньги?
— Правильно. Подрядчик выдал им аванс. Как после этого они могут не пойти работать? — сказал Фын.
— Нет, я все-таки не согласен с тобой. Деньги, конечно, кое-кого могут соблазнить. Как говорится, с деньгами и черта можно заставить вертеть жернов. Но для бедняка деньги — это еще не все.
— Тогда что же ты предлагаешь? Шан подумал и сказал:
— Давай сделаем так. Соберем на пристань всех грузчиков — ведь в пикетах у нас людей мало, — но драки ни за что не допустим. Попробуем их убедить. А сегодня вечером я предварительно схожу на постоялый двор и побеседую с ними.
В большой продолговатой комнате на постоялом дворе расположилось человек восемьдесят крестьян. Кто уже крепко спал прямо на полу, на кучах сева, кто сидел и беседовал.
К воротам подошли двое мужчин и,, оглядевшись по сторонам, негромко постучали.
— Кто там? — раздался со двора грубый голос. — У нас полно, никого не берем.
— Дело есть!
— Какое дело? Кого'тебе нужно?
— Открывай, брат, поскорей, мы от подрядчика.
— Говорил бы сразу! Это ты, Лю Ху?
Едва только калитка приотворилась, Фын надавил на нее плечом и просунул в щель ногу. Затем надавил сильнее, уже руками. Калитка раскрылась.
— Тише ты, тише! — закричал человек, отпиравший калитку. — Что ты, Лю, черт тебя побери, секунды подождать не можешь! — Однако, почувствовав что-то неладное, он попытался снова закрыть калитку.
Но было поздно: Фын и Шан прорвались во двор.
— Чего вам? — надвинулся на них стороже
— А, это ты, Одноглазый, — приветливо произнес Фын. — Отлично! Ты меня еще помнишь?
— Чжу Сань! Чжу Сань! — позвал кого-то изнутри Одноглазый, испуганно отступая назад.
Фын задержал его. Шан между тем спокойно запер калитку. Минуту он постоял во дворе, осматриваясь, затем направился прямо в помещение, где спали крестьяне.
— Сельчане, здравствуйте! — громко произнес он, входя в комнату.
— Здравствуй и ты, — отозвался пожилой крестьянин, лежавший на кане возле самой двери. Он приподнялся. — Есть к нам дело?
— Хотел поговорить с вами.
— Давай говори.
Привстало уже несколько человек.
— Сельчане! — Шан повысил голос. — Мы знаем, как тяжело вам живется. Земля- принадлежит богатеям, весь год ломаете спину, а осенью несете зерно в первую очередь помещику. А еще над вами баочжаны да деревенские старосты... То один налог собирают, то другой: прямо шкуру с живых людей сдирают!
— Он, видно, знает нашу жизнь, — проговорил из темноты чей-то старческий голос.
— Да, сельчане, знаю! — Шан сделал паузу. Он заметил, что несколько человек уже поднялись и слушают его. Кто-то натягивал туфли. Он продолжал уже громче. — Так вы приехали в город, наверно, чтобы работать на пристани?
— Да, ты угадал.
— Вот, надеемся заработать несколько монет, на сою и на масло.
— Говорят, работенка только трудная...
— Сельчане! — Шан вскочил на табурет. — Теперь я вам скажу, зачем пришел к вам. Я делегат
портовых рабочих. Нам тоже живется не слаще, чем вам. В день таскаешь по двадцать-тридцать больших тюков: от тяжести распухают плечи, ломит спину, а заработаешь две монетки, даже вовотоу на эти гроши не всегда купишь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67