— Не заважничал я, дружище,—обратился Митру к горцу.— Просто очень уж рад.
— Я тебя знаю, — сказал Янку. ~ Ты Митру Моц. Ты не залезешь плугом на мой надел? — озабоченно осведомился он, подходя ближе.
— Нет! - серьезно ответил Митру. — Клянусь богом! Аминь!
— А это кто? Жена, что ли? — спросил Аврам Янку, показав на стоявшую поодаль Флорицу. Одной рукой она прикрывала рот, другой гладила головку Фэникэ.
— Да, — ответил Митру. — Жена. Янку замялся, не зная, что еще сказать.
— Давай подымим, — наконец нашелся он. - Давай, Аврам.
Они уселись, поджав под себя ноги, на землю, отозвали от газеты по клочку бумаги, размяли их между пальцами и, свернув цигарки, с удовольствием затянулись.
— Ты что будешь сеять? — спросил горец. — Я — кукурузу.
— Наверно, тоже. Больше толку.
— Люблю кукурузу. Как взойдет, поле кажется... Я тебя знаю. Ты председатель комиссии.
— Нет больше комиссии, —- объяснил Митру. — На чТО она, раз всю землю поделили.
— Жалко, — покачал головой Аврам Янку. Цигарка догорела, а Янку все не трогался с места.
Литру стал проявлять нетерпение. Ему хотелось побыть без посторонних с женой и ребенком. Наконец он ПОДНЯЛСЯ и, приложив ладонь ко лбу, огляделся вокруг. На сем пространстве черной свежевспаханной земли деловито, как муравьи, копошились люди.
Крестьяне, еще не получившие надела, ни на шаг не отходили от землемера и торопили его, словно боялись, то на их долю не хватит земли. Как только землемер выделял очередной участок, его новый владелец поспешно вбивал колышки и созывал соседей, спеша поделиться с ними радостью. Потом принимался по-хозяйски осматривать первые борозды и на чем свет ругал барона за то, что тот запустил землю.
В стороне, у дороги, стоял Теодореску и прибывший из уездного комитета молодой человек в очках, который се время что-то записывал в блокнот. Перед началом раздела он хотел выступить с речью, но после первых се слов люди стали топтаться на месте, шуметь от нетерпения. Кулькуша, набравшись храбрости, вышел вперед со шляпой в руке и попросил «господина-товарища сделать милость и сказать речь после того, как закончится раздел. Мужики с утра не ели и боятся, что не успеют получить землю до темноты». Молодой человек засмеялся, махнул рукой землемеру, и тот начал нарезать землю с помощью Васалие Миллиону, Бикашу, а вначале и Джеордже. Горцы робко смешались с остальными. Их жены толпились молчаливой стайкой вдалеке на краю поля.
— Аврам, а ты знаешь, кто тебе дал землю, — неожиданно спросил Митру. Он вспомнил, как вчера вечером на заседании Теодореску говорил, что все коммунисты должны беседовать с людьми, разъяснять непонятное и привлекать их в партию.
— Знаю, — ответил горец.— Всемилостивый бог...
— Какой бог? Что ты мелешь? Коммунистическая партия, понял?
— Говорят, что вроде так. А кто партию вразумил? Разве не господь? Он ведь...
— Румынская коммунистическая партия, — продолжал Митру, словно не слыша слов Янку. — Партия сделает нам еще много добра, потому это это партия бедняков и борцов за свободу. Ты, Аврам, послушайся моего совета и вступай в партию.
— Хорошо, — не задумываясь, ответил собеседник. - Вот только неграмотный я...
— Научишься...
— Что-то не верится, — с сомнением проговорил горец и, постучав себя пальцем по лбу, добавил: — Не лезет сюда ничего.
— Это тебе только кажется. Полезет...
— Может, и так. Но только как же я запишусь, коли писать не умею.
— Палец приложи! — крикнул выведенный из себя Митру.
— А можно так? — Можно.
- Тогда приложу. А ты и в партии председатель?
— Не я. Завтра приедешь в Лунку. А пока поговори со своими, разъясни им, как я тебе,
- А что им сказать?
- То же, что я тебе говорил. Коммунистическая партия дала землю беднякам и фронтовикам. Скажи, что господской власти приходит конец.
— Может, и приходит... но землю все-таки нам дал бог...
— Ладно, пусть будет по-твоему. Но у бога своей партии нет, поэтому ты должен записаться к нам.
— А в церковь ходить можно?
— Можно.
— Вот это хорошо. Может быть, партия построит церковь и у нас в поселке, а то хоронят нас, как цыган, без попа.
— Ну, ладно, дружище. Потом поговорим. Там посмотрим...
Аврам Янку сообразил, что Митру хочет отделаться от него, и неохотно поднялся с земли.
— Доброго здоровья, — попрощался он, затянувшись в последний раз. — И ты будь здорова, — обратился он к Флорице, и, широко ступая, словно стремясь отмерить шагом как можно больше земли, он пошел к своему наделу.
Когда горец ушел, Митру, не вставая с земли, повернулся к Флорице.
— Поди сюда, дорогая, — пробормотал он. Флорица подошла с сыном за руку. — Садитесь, — тихо сказал Митру. — Садитесь рядом.
Они долго сидели молча, пока Фэникэ не надоело и он заявил, что пойдет играть.
— Там на опушке ребята собирают грибы, — объяснил он отцу.
— Иди, — согласился Митру. — Можешь идти. Фэникэ убежал, а Митру обратился к жене:
— Больно уж ты в отрепье ходишь, Флорица... Не нравится мне это...
— Оставь. Не время сейчас...
— Не оставлю. Грустно мне стало...
— Устал, видно...
— Не устал. Глигора и Арделяну вспомнил. Бедняги. Сердце сжимается, как подумаешь... Только бы попался мне в руки Пику...
— Успокойся... Больно ты злой стал, Митру...
— Так надо, Флорица... Так надо...
Они снова замолчали, рука Митру продолжала лежать на худом плече Флориды.
Но их отдых продолжался недолго. Неуклюже шагая через борозды, приближался Кордиш.
— Приветствую вас. Здорово, Митру! — кричал он, размахивая руками. - От всей души поздравляю. Сегодня великий день для нашего села, хорошо, что привелось дожить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190