Нет, люди так сразу не меняются. Иной раз годы пройдут, а никаких изменений в человеке никто не замечает. Но вдруг одно слово, сказанное им, или случайно брошенный взгляд удивят всех и заставят признать, как значительно он изменился. Подобно тому, как единственный желтый листок в зеленой листве знаменует приход осени. Скала постепенно трескается под ветром, вода подтачивает ее, как червь, и все же ничего на ней не видно. Только в один прекрасный день внезапно обрушится она и рассыплется.
Неожиданно Леван пришел в хорошее настроение, «Нет, скала хоть и незаметно, но становится меньше, а человек растет».
Ему вдруг захотелось с кем-нибудь поговорить, и он обратился к кондуктору:
— Дай нам в конце концов покурить!
Кондуктор удивленно поднял брови.
— Я же сказал — нельзя!
Сосед Левана оживился и поддержал его:
— Так, значит, нельзя?
— Нельзя!
— Ну хорошо, в твой трамвай мы никогда больше не сядем.— Он громко рассмеялся, считая, что удачно сострил.
— Да, да, не сядем больше в твой трамвай! — улыбаясь, поддержал его Леван.
Хотя в трамвае ехали совсем незнакомые люди, теперь они были связаны друг с другом чем-то общим, а чем именно — сами не знали.
Человеку свойственно, подобно семени, брошенному в борозду, пускать корни в душу другого человека, и это происходит независимо от него самого.
Кондуктор удивленно поглядел на беспричинно хохотавших пассажиров и махнул рукой.
— Ну и не садитесь!
Трамвай шел медленно, неторопливо сворачивал ленту дороги. Сейчас он был властелином улицы и наполнял ее торжествующим грохотом.
В вагоне снова воцарилась тишина. Но как же Леван до сих пор не заметил, что его сосед был навеселе? Потому-то он и снимал непрестанно шляпу, разговаривая с ним.
«Пьяные не должны садиться в трамвай,— думал про себя Леван.— Трамвай не создан для пьяных. Пьяный должен возвращаться домой пешком или на такси».
С самого Левана хмель сошел совершенно, словно он не пил ни капли.
— Вы, вероятно, думаете, что я пьян,— сказал Левану человек в шляпе.
Леван встрепенулся.
— Ну что вы!
— Нет, вы уверены, что я пьян, но я все же совершенно трезв.
— А почему я должен думать, что вы пьяны?
— Потому, что я в самом деле немного выпил,.
— Ну и что с того?
— Да ничего, я просто так сказал.
Леван посмотрел в окно и проговорил:
— Если вы даже и пьяны, то какое мне до этого 'дело?
Пассажир нагнулся и коснулся рукой колен Левана:
— Не обижайтесь, прошу вас.
Леван улыбнулся и пожал плечами: ничего, мол, не вижу здесь обидного.
Трамвай остановился. Леван встал и направился к выходу.
Обратившись к оставшимся в трамвае, он сказал: — До свидания!
Сосед привстал и снял шляпу.
— До свидания!
Владелец газеты помахал ему рукой, а кондуктор что- то пробурчал.
«Куда меня занесло,— думал Леван,— теперь добирайся отсюда домой!»
Но он прекрасно сознавал, что в эту даль он забрел нарочно. Он понял и то, что игрушечный поезд Гиги исправил ему настроение и воскресил в нем приятные воспоминания. Эти воспоминания дремали в его душе, росли в снах, обретали плоть. Он понимал, что наступило время, когда он должен писать, чтобы высказать все в полный голос. Его радовало то, что впервые он должен написать о том, что пережил лично и свидетелем чего был. Пережитое им не нуждалось в приукрашивании и домыслах, оно требовало правдивого описания. Но пока все это хранилось в его голове...
Сегодня, когда он бессмысленно стучал на машинке, все представилось ему необычайно ясно:
«Мари! Мари! Мари!»
Возвращаясь домой по пустынным улицам, он думал об этом, и никто не мог помешать ему.
— А какой шум все же от поезда! — сказал Ироди.
Мито вспомнил, что с ним случилось три дня назад.
Он был твердо уверен, что все это приснилось ему, ибо случившееся в первую очередь удивляло его самого.
Может быть до сегодняшнего дня он не знал самого себя?
В тот день, вернувшись с рейса, ребята всей гурьбой направились в бильярдную. Сыграй одну две партии, они поднялись в ресторан и выпили. Выйдя из ресторана, Мито зашагал по безлюдной улице. На улицах городка после девяти часов вообще никого не встретишь, а тем более в полночь...
Все началось неожиданно. Ему показалось, что он совсем один в целом городе. И этот страх не был похож на все пережитое им ранее. Этот страх был каким-то беспощадным и леденящим. И Мито подумал, что на этой пустынной улице его подстерегает погибель. Неужели это только предчувствие?
«Глупости, я просто пьян». Он невольно ускорил шаг, даже побежал, словно стремясь убежать от города. У него возникла мысль поехать на вокзал и сесть на любой поезд. Но он сразу раздумал, решив, что на вокзале он обязательно встретит кого-нибудь и откажется от своего намерения. Если бы его машина не была заперта в заводском гараже, он на ней махнул бы подальше от города!.. Он бежал до тех пор, пока не свалился в кусты у железнодорожной насыпи.
Поезд в этом месте всегда замедлял ход, Мито знал это хорошо. Здесь паровозы еще издалека начинали гудеть. Рельсы были уложены на высокой насыпи, и, чтобы запрыгнуть в вагон, Мито нужно было вначале вскарабкаться на насыпь. Но главное, чтобы поезд был товарным. Пассажирский поезд его не устраивал — случайный знакомый мог схватить его за руку, и конечно... вернуть обратно в город. А он хотел бежать и знал, куда бежать — в Батуми.
Он бежал к жене и детям, надеясь, что они избавят его от тех испытаний, которые он предчувствовал заранее.
Боясь пропустить проходящий поезд, Мито пролежал всю ночь в кустах, не смыкая глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17