Он не знает, что эти книги — источник моего творческого вдохновения. Из них я черпаю сведения для своих фантастических романов. Когда я был молодым или, как у нас говорят, начинающим автором и рассказы мои печатались редко (неужели было когда-то и такое?!), на фантастику я смотрел презрительно и не думал, что когда-нибудь возьмусь за нее. Если не ошибаюсь, эту мысль впервые подсказал мне редактор одного из наших журналов.
Редакцию эту мы называли «Остров Лемнос», потому что за исключением редактора там работали одни женщины. Редактор — невысокий, лысый, хотя и не старый человек в очках — заслужил прозвище «Ганимед» своей неизменной улыбкой и медовыми речами. Комнаты, в которых помещалась редакция, блистали чистотой. Полы всегда были тщательно натерты, на окнах висели крахмальные занавески, на столах стояли вазы с цветами. Даже девушки шелестели, словно хорошо отглаженные крахмальные простыни. Почему-то вся обстановка походила больше на аптеку, чем на редакцию. Но, разумеется, об этом ничего дурного сказать никто не мог. Только ходили слухи, будто Ганимед пишет анонимные письма. Причем не обычные анонимки, полные клеветы, доносов и брани, а весьма странные — льстивые и хвалебные. Почему он не подписывал этих писем, никто не знал. Я в эти сплетни не верил, ибо знал, что авторов анонимок судят и наказывают, а Ганимед был редактором.
Дверь в кабинет преградила молоденькая секрет тарша:
— Ваша фамилия?
Я объяснил, кто я и зачем пришел,
— Подождите здесь, я доложу.
Через несколько минут она вернулась и сказала:
— Там совещание. Вам придется подождать.
Я присел на стул. Девушка печатала на машинке, изредка поглядывая в мою сторону, словно проверяя, смирно ли я сижу.
Внезапно дверь отворилась и вышел сам редактор:
— Почему вы не входите, я вас жду!
Секретарша подняла на него глаза:
— Вы же сказали...
— Ах, Цисана, Цисана,— редактор ласково погрозил ей пальцем,— когда ты научишься различать авторов?
В кабинете я увидел заведующую отделом Мальвину Тушишвили. В ответ на мое приветствие она кивнула.
— Садитесь,— Ганимед придвинул ко мне стул, а сам сел на свое место.
Мальвина встала обеими ногами на куски войлока, лежавшие в углу, и аккуратно стерла мои следы с паркета.
Видимо, редактор завтракал: на столе стоял чай, на блюдечке — кусок пирога. Мальвина подставила чай поближе:
— Остынет.
Редактор взглянул на меня с виноватой улыбкой.
— Пейте, пожалуйста,— я поспешил его успокоить.
— Спасибо, а то боюсь, остынет.
Он отпил глоток и заметил Мальвине:
— Пересластила!
— Вы должны есть как можно больше сладкого,— строго отозвалась она.
Редактор пожал плечами: смотрите, дескать, как тут со мной обращаются.
Мальвина подняла телефонную трубку и набрала номер, отвернувшись от нас, чтобы мы ее не слышали, но каждое ее слово было прекрасно слышно нам обоим.
Редактор, снисходительно улыбаясь, покачал головой, видимо, понял, с кем она говорила.
— Сейчас он пьет чай,— сказала Мальвина,— у него автор... Есть такой...
Этот «такой» был я.
— Непременно посажу в машину и отправлю домой...
— Если хотите, можете закурить,— обратился ко мне редактор.
— Спасибо, я только что курил...
— Мы рассмотрели ваш рассказ. Правда, мы друзья,, а у нас многое делается по дружбе, но...
— Дружба — вещь неплохая,— заметил я.
— Смотря когда...
— Когда она настоящая.
— Кажется, сейчас не об этом речь.
— Простите.
— Так о чем я говорил?
— О том, что вам не нравится мой рассказ,
— Я этого не сказал. Двери нашей редакции всегда открыты для талантливой молодежи. Вы — будущее нашей литературы...
— Я вас умоляю,— продолжала телефонный разговор Мальвина,— не позволяйте ему вечером работать. Я прошу от имени всей редакции...
— Может, вы что-нибудь другое нам принесете,— сказал Ганимед.
— Что именно?—я не скрывал раздражения. Все редакторы встречали меня одинаково, как сговорились.
— Как бы вам сказать... Ну, допустим.,
— Допустим — глобус?
Мальвина положила трубку и взглянула на меня с упреком. Видимо, она прислушивалась и к нашей беседе. Ганимед рассмеялся:
— При чем здесь глобус! Хотя,— он стукнул себя ладонью по лбу,— я как раз об этом хотел сказать: глобус, планета, космос. Вы когда-нибудь пробовали свои силы в научной фантастике?
— Нет,— резко ответил я.— И не собираюсь.
— Совершенно напрасно. Мы живем в эру космоса.
Сегодня, когда я вспоминаю его слова, начинаю верить, что Ганимед оказался пророком. Возможно, сыграло свою роль и то, что его прозвище каким-то образом было связано с космосом...
Правда, мы еще не переселились на другие планеты, но уже тоскуем по нашей маленькой Земле, по уютному красивому шарику. Нет, глупо, глупо так думать. Зачем искать грустную подоплеку наших стремлений и мечтаний, величия человеческого разума и, если угодно,— героизма? Разве я не плакал от счастья, когда человек впервые ступил на Луну? Но ведь вполне возможно, через десять тысяч лет случится то, чего мы втайне страшимся. Нет, у нас есть собственное время, которое называется вечностью, поэтому жизнь каждого из нас вечна...
Когда меня посещают такие мысли, я достаю бутылку коньяка, спрятанную за книгами, пью и успокаиваюсь, убеждаю себя, что все это — глупости.
Однако, если задуматься всерьез и внимательно вглядеться, нетрудно заметить, что на этом свете нет ничего вечного. Вот возьмем, к примеру, Ганимеда. Он ведь уже не редактор! Ладно, оставим Ганимеда и вернемся к миру, который на первый взгляд кажется устойчивым и неизменным,— обратимся к космосу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20