— Я счастлив... Я очень счастлив...
И тут Софико сказала такое, что я вздрогнул. Получалось, что она знала, о чем я думал все это время, и вместе со мной все видела.
— Конечно, я мог отбросить небо и последовать за Посейдоном, но вы сначала подумайте, а потом меня упрекайте: если бы обрушился свод небесный, весь мир бы погиб, и в том числе и я, и Амфитрида. А если бы мы погибли, зачем мне тогда Амфитрида или зачем ей я?!
Софико затушила в пепельнице окурок и добавила:
— Никогда я не любила этого дурака-штангиста!
Лия вошла незаметно и при последних словах Софико подозрительно взглянула на меня.
Я отвел глаза, и Лия больше нас не оставляла, почуяв опасность.
— Обязательно должен выступить кто-нибудь из критиков,— сказала Софико.— Кого вы предпочитаете?
Я назвал критика, который был тамадой в день моего рождения.
— Мы ему звонили, но он отказался.
— Отказался? — переспросила Лия.
Я, признаться, тоже был удивлен.
Лия возмутилась:
— Наглец! Вы бы видели, как он изощрялся! Сидел во главе стола, вот здесь, пойдемте, я вам покажу,— она потянула Софико за руку и увела ее в столовую, словно рассчитывала застать там бесстыжего критика с полным рогом в руке.— Бессовестный!
Когда они вернулись в кабинет, Софико сказала:
— Теперь нам нужно подготовить вопросы и ответы. У нас по программе маленькое интервью. Вам лучше знать вопросы заранее.
— Конечно,— согласилась Лия.
— Это скорее для меня, чтобы я могла подготовиться, что-то сказать, пошутить, чтобы получилась непринужденная беседа.
— Конечно, конечно,— закивала Лия.
— Вопрос первый: ваш любимый писатель.
— Руставели,— быстро ответил я. Софико записала.
На этот вопрос мне ответить нетрудно. Слава богу, не
в первый раз.
— Назовите еще одного, современного,
— Знаю. Станислав Лем.
— Прекрасно,— Софико опять записала. Лия в знак одобрения наклонила голову.
— Теперь ваш любимый композитор?
— Палиашвили.
— Еще кто?
— Микис Теодоракис,
Лия удовлетворенно кивнула: значит, пока все шло, как полагается.
— Ваш любимый герой?
— Гагарин.
— Еще!
И вдруг что-то со мной случилось, и я свернул с проторенной дорожки.
— Жанна д'Арк!
— Ого! —удивилась Софико.
Лия недоуменно на меня уставилась,
— Давайте вычеркнем Жанну д'Арк,— предложил я.
— Отчего же, если вам хочется,
— Хочется, но...
— Коперник,— подсказала Лия, которая знала наизусть все мои ответы.
— Конечно, Коперник,— обрадовалась Софико,— он ближе вашему творчеству.
— Нет, не Коперник,— заупрямился я. Но не потому, что был против Коперника. Мне было стыдно, что Лия меня выдала.— Только не Коперник!
Лия встала и в знак протеста вышла из комнаты.
— Тогда надо придумать кого-нибудь,— вздохнула Софико.
— Ты смеешься надо мной?
— Ну что ты?! Чем, например, плох Джордано Бруно или Галилей? Нет, Джордано лучше, его на костре сожгли.
— Пусть,— сказал я,— мне все равно.
— Почему ты сердишься?
Лия снова появилась и села на свое место.
— Мы остановились на Джордано Бруно,— сообщила ей Софико.— Вы согласны?
— Да,— кивнула Лия. Бруно или Коперник — в данном случае для нее это не имело значения.
— Теперь скажите мне, чем вы увлекаетесь, кроме своей работы. Точнее — ваше хобби?
— Охота,— не задумываясь ответил я, хотя в жизни не держал в руках ружья.
— Отлично,— одобрительно улыбнулась Софико, поддерживаемая кивком Лии.
— Любите ли вы путешествовать? — Софико смотрела на Лию, словно от нее ждала ответа, но я опередил жену.
— Очень!
— Какие города вам нравятся?
— Киев.
— Еще!
— Прага.
— Здесь надо будет два слова сказать о Праге.
— Знаю.
— Потом я спрошу, какого вы мнения о развитии фантастики.
— Интерес к научной фантастике будет расти день ото дня.
— Это вы скажете во время передачи. Далее мы покажем отрывок из вашего фильма...
— Передача по цветному телевидению?
— Да.
— Тогда лучше показать «Пленник Сатурна».
— Лия, принеси, пожалуйста, фрукты! — Я не мог слышать ее голоса.
— Сейчас будем ужинать,— сказала Лия. У нее тоже все было предусмотрено программой.
— Не беспокойтесь,— сказала Софико.
— Я вас так не отпущу,— улыбнулась Лия.— Поужинаем по-домашнему.
В это время в кабинет вошел Мамука с той пачкой бумаги.
— Папа! — Он остановился в дверях. Его вежливость меня насторожила.
— В чем дело, сынок? — осведомился я как можно мягче.
— Знаешь, я написал книгу!
— О-о?! — В это восклицание я постарался вложить удивление, восторг и поощрение. На этом я хотел закончить беседу с сыном, потому что не знал, что задумал коварный маленький Цезарь. Его вид не предвещал ничего хорошего.
— Пойди сюда, дорогой,— позвала его Лия,— покажи нам!
За меня она была спокойна и теперь пеклась о славе сына.' Мамука подошел и протянул мне стопку бумаги. На каждый листок были наклеены страницы, вырванные из учебника истории.
Я похлопал сына по щеке, сдерживая желание отхлестать его, но нельзя! — сочтут за ревность и зависть к сопернику.
— Молодец, Мамука, молодец! — я вложил в это всю свою душевную боль и горький упрек.
—Хватит, Мамука, не мешай, видишь, папа работает,— Лия поспешила взять у меня из рук «сочинение» сына.
— Скоро мы и его по телевизору покажем,— пообещала Софико.
Я по-настоящему испугался: ведь были Дюма — отец и сын, Томас Манн и Клаус Манн? Я представил на телеэкране себя и Мамуку, как мы сидим рядышком и читаем по очереди отрывки из нового романа.
— Идем, идем, Мамука,— Лия обняла Мамуку и увела за собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20