Середино-Буд-ский отряд расположился в хуторе Васильевский, а отряды нашего соединения — в Новой Гуте, Кролевецкий и Шалыгинский — в Старой Гуте, Путивльский — в Голубовке, Конотопский — в лесу, в трех километрах севернее хутора Васильевский.
В ходе этой операции уничтожено более двухсот солдат и офицеров 3-го батальона 47-го мадьярского полка. Взяты трофеи: 11 пулеметов, 6 минометов, 2 рации, санитарная автомашина, штабные документы и т. д.
29 июля. Утром я отправился посмотреть, как расквартированы бойцы. Возле пожарной вышки — партизаны. Вдруг сверху дозорный докладывает:
— Товарищ командир, в пшенице мадьяры! Разрешите полоснуть из пулемета.
— Подожди,— ответил я и поднялся на вышку. В бинокль хорошо видно, как по бескрайнему полю пшеницы идут к селу мадьяры, держа автоматы и винтовки за спиной. «Идут сдаваться в плен»,— мелькнула мысль.
— Связным быстро к заставе,— приказал я.— Первыми огня не открывать. Предупредить всех дозорных, чтобы усилили наблюдение.
Связные с места пустили копей в галоп, только пыль закружилась за ними. Продолжаю наблюдать. Мадьяры подошли к селу еще метров на сто и спрятались в пшенице. Вскоре тридцать солдат с поднятыми руками под командой своего офицера, окруженные партизанским конвоем, подошли к вышке.
Высокий, стройный офицер, чеканя шаг, направился ко мне, вытянулся и доложил:
— Господын-товарищ, командир советски партызант! Трыдцат мадьяр-антыфашыст прышол в плэн. Просыт разрэшыйт воевайт за свободный Венгрия на советски Украина. Старший лейтэнатт Габор.
— Ну что ж, товарищи-антифашисты, правильно сделали, что пришли, давно пора,— сказал я и, обращаясь к Горкунову, отдал распоряжение о снятии конвоя.
Сбежавшиеся к вышке партизаны и колхозники смотрели на пленных с улыбкой. Мадьярские солдаты вначале были угрюмы, молчаливы, очевидно, боялись, как бы наши люди не предъявили им счет за их соплеменников, заливших кровью советскую землю. Но вскоре мадьяры поняли, что бояться им нечего. Вот партизан достает кисет, бумагу и подает венгерскому солдату.
— Кури, камрад, вместе воевать будем — ты за Венгрию, я за Россию и за Украину.
2 августа. В Старой Гуте бойцы нашего соединения встретились со старыми друзьями — колхозниками. Они поведали нам о своем горе: немецко-мадьярские фашисты не дали им собрать урожай. Хлеб гибнет на корню. Партизаны решили оказать помощь населению. На полях села закипела работа. Люди, изголодавшиеся по мирному крестьянскому труду, настолько увлеклись, что даже не проверили, есть ли на полях вражеские мины. В результате произошел страшный случай — погибли два партизана. Пришлось временно приостановить работы, пока минеры не прочесали всю местность.
9 августа. За шесть дней соединение построило надежную оборону, которая гарантирует от неожиданных атак противника.
Каждый отряд выслал по две группы разведчиков: одну — в ближний район, другую — в дальний. У нас стало правилом: как только соединение остановилось хотя бы на кратковременный отдых, немедленно во все концы высылаются разведчики, а в населенные пункты — партизанская агентура. Это дает нам возможность всегда знать, что делает противник не только в непосредственной близости, но за сто и больше километров.
20 августа. Оказывая помощь населению в уборке урожая, партизаны в то же время заготавливали продукты и для себя. Все наши отряды централизованно снабжаются. Раньше хозяйственными делами занимался комендантский взвод, теперь объем работ по заготовкам и распределению продуктов намного возрос, и пришлось создавать хозяйственную часть, по главе которой стал мой помощник—старшин лейтенант Подгорный. Он начал с того, что развернул работы по уборке хлебов и заготовке сена.
Все взрослое население Старой Гуты вместе с партизанами с утра до ночи трудилось в поле. Собранного хлеба хватит на нужды соединения, старогутинцев и беженцев, находящихся на территории расположения наших отрядов. Детей Подгорный привлек для сбора грибов и ягод.
Должен сказать, что Николай Леонтьевич Подгорный проявил себя умелым организатором и хорошим партизанским интендантом. Этих его положительных качеств я сначала не знал. Пришел он к нам в начале марта. Войну начал на границе, отступал со своей частью почти до самого Путивля, здесь попал в окружение. Пробиться на восток к фронту не удалось, вот и пошел в партизаны. Воевать в отряде он начал рядовым. После первых боев был назначен командиром отделения, а затем взвода. После боя в Новослободском лесу принял роту, а теперь — помощник командира партизанского соединения.
21 августа. Получил радиограмму, в которой мне предлагалось явиться в Москву на совещание командиров партизанских отрядов. Прибыть я должен был на аэродром орловских партизан. II день отъезда меня окружили разведчики, минеры, артиллеристы, медработники, стрелки. Все дают письма родным или близким и просят опустить их в почтовый ящик в Москве.
В столице я не был с 1931 года, когда учился на высших курсах командного состава Красной Армии «Выстрел». Никогда не думал, что сейчас, в разгар тяжелой войны, мне придется оставить на время своих боевых друзей и лететь в Москву. На орловском аэродроме я встретил много знакомых по совместным боям командиров партизанских отрядов и соединений. Здесь были Гуд-зенко, Дука, Покровский, Кошелев, Сабуров, Ромашин, Емлю-тин и другие.
Линию фронта пересекли ночью на высоте около трех тысяч метров. Вражеские зенитки все время вели огонь по самолету. Несколько раз машина попадала в лучи прожекторов, но летчик, умело маневрируя, неизменно уходил из полосы ослепляющего света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70