Ваарик проговорил это быстро, без единой паузы, на деле ему никуда не нужно было звонить, он выдумал этот междугородный разговор сейчас на ходу, потому что боялся идти в зал. Зал угрожал ему десятками, нет, сотнями отточенных карандашей, метровой длины спицами и зонтами, концы которых поблескивали, как острые пики. Ваарик повернулся, быстро спустился по лестнице и почти вбежал в мужской туалет.
Он остановился перед умывальником, открыл кран холодной воды, пил, как школьник, прямо из крана, потом сунул под ледяную струю голову. Вытираясь бумажным полотенцем, он радовался, что в прибитой у крана подставке лежит совсем новый рулон бумаги. С удовлетворением отметил, что в большой, с шестью писсуарами и пятью кабинами, уборной никого, кроме него, нет. Несколько раз глубоко вздохнул по системе йогов, сделал несколько приседаний — и почувствовал себя еще лучше. Накативший на него неожиданный страх прошел. Он посмеялся про себя над своей дурацкой паникой и решительно зашагал к залу. Спокойно вошел в зал и направился к своему прежнему месту, которое было не занято.
Он сразу же заметил, что стул Майта Сангсеппа мгновение обнаружил Сангсеппа во втором ряду по соседству с Яанбергом. «Сел заблаговременно вперед, чтобы быстрее дойти до трибуны, когда его объявят»,— подумал Ваарик.
Нет, он должен все-таки выступить!
Георг Ваарик вынул из кармана записную книжку, вырвал оттуда листок и написал:
«Прошу непременно дать мне слово. Георг Ваарик», Должность свою он не написал, его и так хорошо знали. Он настроился довольно воинственно, чувствовал себя бойцом перед атакой, готовым своим телом закрыть амбразуру. Ваарик сложил листок пополам, надписал «Президиум» и протянул сидевшему перед ним мужчине. Затем с ревнивым вниманием следил, как, передаваемая из рук в руки, его записка передвигалась по рядам вперед и достигла стола президиума. Заметил и то, что Арвед Мёльдер показал ее Кивикаару, который пожал плечами и что-то сказал Мёльдеру. Георг Ваарик с удовлетворением отметил, что его записка привлекла внимание.
Но уже через секунду он пожалел о своем поступке. Догадался, что поступил необдуманно, сам сел в лужу. Во всяком случае, в глазах этих двух самых влиятельных здесь людей.
Дадут ли ему слово?
Могут дать, а могут и не дать.
Нет, он не позволит загнать себя в угол!
И тут он испугался: сунув правую руку в карман за конспектом, он не обнаружил его. Обыскал все карманы, но сцепленных скрепкой страничек нигде не было. И вспомнил, что оставил конспект дома.
Георг Ваарик всполошился, снова вынул блокнот из кармана, перекинул ногу на ногу, положил блокнот на колено и принялся торопливо набрасывать костяк своей речи. Пожалел, что не следил внимательно за докладом и выступлениями. И успокаивал себя тем, что ведь и другие ораторы не исходят из того, что слышат на совещании, — сюда приходят с готовым текстом, чтобы, как и положено, отбарабанить его. Хорошо хоть, что он успел продумать, о чем собирался говорить. Ему просто нужно спокойно вспомнить, какие вопросы он хотел затронуть. В конце концов, он может выступить и без текста. Да, так он и поступит. Набросает несколько строчек, чтобы собраться с мыслями, но на трибуне бумажку не вынет. Положит руки за спину, посмотрит
прямо в зал, так сказать, в лицо сразу тремстам присутствующих, и начнет говорить.
Вдруг он услышал, что председатель собрания называет его имя:
— ...подготовиться товарищу Ваарику.
Ваарик никак не ожидал, что слово ему предоставят так быстро. Сначала он обрадовался: его имя имеет вес. Но тут же понял, что такая быстрая реакция поставила его в затруднительное положение, он не успеет толком обдумать свое выступление. Но отступать было поздно. Впопыхах он набрасывал на страницах записной книжки все новые и новые мысли, не задумываясь, складывается ли все это в логическое целое или остается сумбурным нагромождением слов. На секунду он прервался, чтобы посмотреть, что делает Санг-сепп. Согнутая спина Сангсеппа свидетельствовала о том, что и он занят своим выступлением. «А все-таки слово мне дали раньше Сангсеппа»,— мелькнула у него мысль. И еще одна: «Сангсеппу не в чем меня упрекнуть. Не я, а Лаанет ездил в Москву. Лаанет только уточнил у меня, что Сангсепп говорил».
— Слово предоставляется товарищу Ваарику. Подготовиться товарищу Лахевеэру.
Шагая по проходу к трибуне, Ваарик вдруг сообразил, что имени Лахевеэра в списке Аркадия Померанта не было. Он успел прочесть все имена, записанные на упавшем на пол листочке. Успел и установить, что шесть первых имен принадлежали людям, которые уже выступили. Имени Лахевеэра там не было. Черт возьми, что же это был за список?
Георг Ваарик сделал так, как решил. Блокнота из кармана не вынул, сцепил руки на спине, бросил взгляд в зал и начал. Его поведение, особенно тот факт, что он стал говорить не по бумажке, привлекло всеобщее внимание, и он испытал нечто вроде торжества: избрал правильную тактику! Но вскоре Ваарик почувствовал, что мысли его разбегаются, он говорит не то, что нужно. Он говорил о научно-технической революции, о возрастании роли науки во все более усложняющихся производственных процессах, остановился на необходимости укреплять связи науки с производством и рассмотрел новые аспекты экономической науки в сверхсложных взаимосвязях современного планового хозяйства. Заметил, что интерес слушателей к нему угасаем, то тут, то там начинали шептаться или
раскрывали газеты, шелест бумаги раздался и за его спиной в президиуме. Он потерял уверенность, стал говорить бессвязно, никак не мог найти продолжения своей мысли, повторял сказанное и с ужасом почувствовал, что окончательно запутался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98