Роман как раз критиковал систему обучения в вузах, которая, дескать, во многих отношениях устарела. Мужчина остановился на верхней ступеньке лестницы, широко расставив ноги. Видимо, глаза его ничего не различали: здесь часто случается, что, войдя с улицы, где светит яркое солнце, человек вначале ничего не видит, такой сумрак царит в нашем баре. А может быть^ он что-то обдумывал, покачиваясь на каблуках или слегка пошатываясь. Наконец спустился по ступенькам и направился к Юло (Юло — имя моего соученика). Тот, засовывая газеты в карман, собирался уходить.
Бар замер. По-видимому, каждый чувствовал, что вот-вот произойдет что-то нехорошее.
— Сейчас ударит,— пробормотал Вамбола. Он несомненно жалел, что остался. «Этот ни с чем не посчитается»,— подумал я, следя за вошедшим.
Мужчина подошел к Юло и долго смотрел ему прямо в лицо. Опять он слегка шатался.
— Ударит,— опять пробормотал Вамбола.
Я решил, что, если мужчина затеет с Юло потасовку, я поспешу к Юло на помощь. Но не делал ни шагу в их сторону.
Мужчина не ударил.
Жаль, что я не видел его глаз и не могу сказать, какие мысли в них отражались. Он стоял к нам спиной.
Что там в точности произошло, я не знаю. Вскоре он направился между столиками к прилавку.
Рийна поискала глазами бутылку с зубровкой.
Мужчина не дошел до прилавка. Он остановился около нашего столика, впился глазами в лицо Романа, пробурчал: «Оставьте его»,— и потом поднял руку,
Роман отлетел и трахнулся о стойку.
Рийна пронзительно вскрикнула.
Я могу поклясться, что этот мрачный пьяный человек не ударил Романа. Он только поднял руку. Что он хотел сделать, этого никто теперь не может сказать. Во всяком случае, засвидетельствовать Роману свое почтение не собирался. Нет, он не стукнул Романа. Когда он остановился около нашего столика, впился своим колючим взглядом в глаза Романа и, передразнивая его, злобно пробурчал «оставьте его», Роман встал и подался назад. При этом попал ногой между стульев, потерял равновесие и упал. Это позже подтвердили все.
Роман не бывает больше в баре, где продавщицей пышногрудая Рийна и где скоро начнется ремонт. И Вамболу я с тех пор здесь не встречал. Наша компания распалась. Теперь я выпиваю свое пиво, стоя у полки, прибитой вдоль стены, читаю при этом газеты и мне вечно некогда.
Я работаю на текстильной фабрике. Надолго ли хватит у меня терпения, я, конечно, заранее сказать не могу.
Юло оказался технологом текстильной фабрики.
1964
ПРОТОКОЛ одного дня
Вольдемар Ряэгас открыл глаза. Его сонный взгляд различил полированные дверцы шкафа, круглые колпаки люстры под потолком, висящие на спинке стула брюки. На улице уже, наверное, совсем светло. И небо ясное. В пасмурную погоду сквозь толстые шторы не проникает столько света, чтобы все можно было так разглядеть. Ряэгас поискал глазами часы, тикавшие на ночном столике: двадцать девять минут шестого. Даже цифры выделялись четко.
Значит, он опять проснулся чуть ли не минута в минуту. Вольдемар Ряэгас всегда просыпался вовремя. В пять, в половине шестого или в шесть, так, как бывало нужно. Чем дальше находилось место работы, тем раньше вставал. Сегодня можно было спать до половины шестого. Часы и показывали половину шестого.
Хотя глаза Ряэгаса так и норовили опять сомкнуться, он отбросил одеяло. Он не имел обыкновения валяться в постели. Да и времени никогда не хватало, чтобы понежиться.
Он сел на кровати, потом сразу же встал. Зевнул. Пошарил ногами, ища шлепанцы. Левая нога не нашла туфли, он опустился на корточки, потом на четвереньки, чтобы найти пропавшую тапку. Под кроватью ничего не было видно, но Ряэгас не хотел зажигать ночник или раздвигать шторы. Из-за жены. Пусть спит, ему спокойнее будет одеваться.
Как раз когда Вольдемар нашел туфлю и встал на ноги, с кровати послышалось:
— Мог бы еще... залезть под одеяло.
Значит, жена все-таки проснулась. Наверное, даже следила за ним. Вольдемар знал свою жену. Он знал жену и понимал, что означали эти слова. Чертова туфля, если б не она, успел бы раньше натянуть штаны. А теперь.. Наверно, все-таки надо... Не то еще начнет подозревать. Пожалуй, уже и подозревает.
Ряэгас опять лег в постель. Заскрипели пружины. Не повезло с покупкой кровати, дрянные пружины.
— Времени маловато,— устраиваясь поудобнее, пробормотал он, хотя и понимал, что для таких вещей надо иногда находить время.
— Тебе вечно некогда,— ответила Анна-Май.— И вечером, и утром.
Вскоре Ряэгас снова был на ногах. Он решил, что бриться не будет. Иначе опоздает к автобусу. Автобус ждать не станет. Он теперь ходит точно. К тому же Ряэгас вчера утром брился. У него вдруг появилось желание опять забраться в постель, черт, удивительное дело! Но время не позволяло.
Жена сказала:
— Кофе в термосе.
Голос у нее теперь был гораздо мягче. В таких случаях голос у Анны-Май делался бархатным.
— Ладно,— ответил Ряэгас, застегивая брюки. В ванной он подумал о том, что в коммунальных домах с центральным отоплением всегда есть горячая вода. В этом отношении городские каменные халупы лучше. Вообще же под собственной крышей куда приятнее. Просторнее, кругом зелень. Да и тихо, мастери себе в подвале что хочешь. По вечерам у них тоже есть горячая вода, по утрам только тепловатая и холодная. Чтобы получить горячую, надо топить либо котел парового отопления, либо плиту. И еще подумал о том, что к Анне-Май он слишком привык. До чего можно привыкнуть к женщине... Тут он не додумал свою мысль.
Он торопливо кончил умыванье, ведь пять минут но теряно.
Вольдемар Ряэгас был крепкий мужчина выше среднего роста, широкоплечий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98