Вески бросил на Кальма благодарный взгляд и опустился рядом с Тислером на колени.
Еще два выстрела. Вески не видел, как упал немец и, скорчившись, остался лежать на невспаханной земле.
Подошедший санитар констатировал то, чему все еще не мог поверить Вески,- Тислер умер. Только когда Мяги начал искать в карманах Тислера документы, Вески очнулся. Он отвел руки командира взвода и сам расстегнул карманы. Рядом с завернутыми в пропитанную маслом тряпочку красноармейской книжкой и партийным билетом он нашел письмо, на котором значилось имя Юты Вески и знакомый адрес. Адрес той самой усадьбы, где они сейчас находились. Вески узнал свой почерк, узнал треугольный конверт из листа тетради в клетку, вспомнил бои под Луками и беседы, которые он вел тогда с Тислером, и понял глубже, чем когда бы то ни было раньше, каким верным другом был ему Юхан Тислер.
Кто-то крикнул:
- Ребята, дом горит!
Вески увидел дымок, тянувшийся из окон, но равнодушно отвернулся, как будто этот стоящий под березами дом и не был построен его руками.
Старшина роты Рюнк вбежал в дом. Стену комнаты, загоревшуюся от взрыва гранаты, быстро потушилл. За домом нашли два трупа в голубовато-зеленых мундирах и еще один возле подвала.
Не о таком возвращении домой мечтал Вески. Долго размышлял он над этим, сидя рядом с Кальмом на ступеньках своего дома. Дом был цел, но разграблен, а стены просверлены пулями его и его товарищей. Всего две знакомые вещи нашел здесь Вески. Кухонную скамью, которую он сам сколотил из оставшихся обрезков досок, и большую деревянную поварешку, которая каким-то чудом уцелела на крючке над плитой.
О многом хотелось пораздумать Вески. Кальм знал это, потому что после боя он вместе с Вески обошел всю деревню и половину поселка. Усадьбы пусты. Издали они, правда, видели старика, в котором Вески узнал владельца усадьбы Курвитса. Но старик шнырял на чужом дворе, и, когда они туда пришли, старик исчез.
- Высматривает, что бы в свой амбар утащить,- сказал Вески и махнул рукой.- От этого старика так и так честного слова не услышишь.
В усадьбе рабааугуского Сасся они не обнаружили ни души. Все говорило о том, что отсюда убегали поспешно, в панике. Остальные могли и удрать, но старый Сассь, наверное, где-нибудь спрятался, утверждал Вески. Эта кулацкая душа, - Тислер всегда называл владельцев богатых усадеб кулаками, - даже под угрозой смерти не оставил бы свою землю и добро. Потому что без земли и денег Сассь то же самое, что конский навоз перед хлевом.
Только в четвертой усадьбе - Сооматси - встретили они древнюю старуху. Она или очень мало знала, или не осмеливалась говорить. Юта будто бы уже в первую военную осень вместе с дочерью ушла из Рабааугу. Куда? Почему? Об этом старушка не сказала ни одного толкового слова. "Все еще боится Сасся",- подумал Вески. Только в поселке он услыхал от знакомого хромого сапожника, который во время боя спрятался в картофельном погребе, что Юта уехала, кажется, куда-то под Пярну. Так, мол, говорили. Да, дочка была здорова, и сама Юта выглядела, как полагается женщине, которая через месяц ожидает прибавления семейства.
Кальм со страхом подумал, не придется ли ему так же узнавать в Таллине судьбу своих родителей. Таллин очень сильно бомбили, кто знает, что ожидает его дома...
Так, раздумывая каждый о своем, сидели они на ступеньках.
Наконец Вески встал и сказал:
- Сюда, в Рабааугу, я вернусь, когда все кончится. Помолчал немного, потом добавил:
- Юхаи обещал послать Юте мое последнее письмо. Теперь у моих дверей он нашел смерть.
И без всякой связи:
- Родина для меня была двенадцать гектаров ра-бааугуской земли, этот дом под березами, Юта, Май, 0ын. И вот поползал ?я по своему пшеничному полю, увидел, как на глазах у меня упал в крапиву Юхан, и теперь чувствую, что родина - это не только мой дом. Родина - это что-то большее...
Родина. Народ. Война. Все чаще задумывался Кальм над этими понятиями и каждый раз находил в них какой-нибудь новый оттенок.
2
Ночью капитан Аава видел сон. Сон был ужасен своей четкостью и правдоподобием. По-настоящему это был не сон, а картина, врезавшаяся ему в память. Они стояли под Великими Луками перед белым домом в брошенных немцами окопах. На обледеневшем снегу лежал смертельно раненный капитан Сауэр. Никто не мог подойти к командиру батальона - вражеские снайперы держали склон холма под огнем. Побежал связной Сауэра, но в нескольких шагах от своего командира упал. Иногда казалось, что капитан шевелится. "Обман зрения",- прохрипел Мянд. Точно так, как это происходило в действительности. Потом умирающий действительно пошевелился. Капитану Аава стало жутко. Он посмотрел в бинокль и увидел, как на полушубке командира возникли две дырочки. Из одной торчала овечья шерсть. Пули подняли вокруг лежащего ледяную пыль. До сих пор сон совпадал с действительностью. Но дальше все было иначе. Он пополз сам. Заметили его лишь тогда, когда он добрался до Сауэра. Теперь по ним стреляли не из снайперских винтовок, а из пулеметов. Длинными, безжалостными очередями. Несколько пуль попали в лежавшего без сознания капитана. Впивающиеся в лед пули выли, как щенята, а те, что попадали в тело, угасали беззвучно. Он пытался прижаться к земле, вдавиться в нее. Вдруг он почувствовал острый удар в спину. Он подумал, что это смерть извещает о своем приходе. И он умер. А капитан Сауэр поднялся и взял его на руки. Пулеметы больше не стреляли. И это было уже не на развалинах Великих Лук на просторной равнине. Капитан Сауэр шел, держа на руках его тело, а позади маршировал батальон. Потом капитан Сауэр застыл на месте, и мимо них и сквозь них прошли роты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83