— Вийес?— не признал лейтенант Аава.
— Вески,— ответил сонный голос.
— У тебя центральное отопление,— засмеялся Мянд.
— Курная изба, — пробурчал Вески.
Его стрелковая ячейка была глубже обычной. В стене было высверлено углубление, от которого узкая дыра вела на поверхность. Углубление, где краснели угли, было печью, а дыра—трубой. Расстеленная над ячейкой палатка удерживала тепло.
— Курная изба,— пробурчал Вески,— глаза щиплет. Как под Сталинградом дела?
Мянд ответил, что успешное наступление Красной Армии продолжается.
Вески внимательно выслушал и сказал:
— Слава богу! Летом прямо на сердце щемило. Знай себе лезет на Волгу и на Кавказ, Так война может черт его знает сколько продолжаться. Когда придет газета, не забудьте меня.
Ефрейтор Вийес поленился выкопать ячейку полного профиля. Он хрипел, скорчившись на дне ямы и спрятав голову в воротник шинели. Винтовка стояла рядом;
— Ефрейтор Вийес, что это у вас за нора? — разбудил его лейтенант Аава.
— Земля, знаете, как цемент.— Вийес сел и сладко зевнул.— Да ведь нам здесь воевать не придется.
Как бы в ответ на его слова где-то впереди прогремели глухие залпы, через мгновение в воздухе послышался вой, и тут же, прямо под их носом, в долине Взорвались три или четыре снаряда.
Вийес заволновался.
— Сюда лупят,— удивился он.— Чего они тут ищут? Из пулеметного гнезда высунулся Тяэгер. Рядом с ним возникло розовощекое детское лицо Лийаса.
— Стреляют, дьяволы, спать не дают!
Снова прогремели глухие выстрелы, снова завыло над головой и снова взорвались снаряды. Теперь они упали за спиной, там, где разместилась минометная рота.
Вийес, все еще удивленный и непонимающий, вдруг вытянулся по-военному:
—- Товарищ лейтенант, я сейчас... По правилам. Из своей ячейки вылез Кальм. Потянулся и лениво зашагал вниз с холма.
— Куда это? — доброжелательно спросил Мянд,
— По нужде.
Винтовка, тщательно почищенная сегодня утром, стояла в ячейке у стенки.
И их боевые действия начались вдруг, неожиданно. Рота несколько раз меняла позицию, двигаясь все вперед. На передовой перестрелка все усиливалась. Пулеметные и автоматные очереди, взрывы снарядов и мин слились в непрерывный гул. Мимо вели раненых, первые потери понесла и их рота. Говорили, что впереди сражается гвардейская дивизия. Осталось от нее не больше полка, но дивизия, несмотря на это, упорно отбивает непрерывные атаки фрицев. Несколько раз бойцы видели командира батальона, который с красными от недосыпания глазами появлялся в боевых порядках роты. И солдаты уже несколько ночей толком не смыкали глаз. Они еще не научились высыпаться под непрерывный грохот и треск. Давал себя знать тяжелый, длившийся сотни километров, поход. Постоянная смена позиций и вечное состояние готовности утомляли. Дремали под открытым небом, кто как умел.
И тут это началось.
Накануне они в очередной раз продвинулись вперед Рота не успела окопаться. Да бойцы и не хотели окапываться, распространился слух, что ночью они сменят гвардейскую дивизию. Какая радость ковырять замерзшую землю, если знаешь, что придется бросить свою ячейку, едва успеешь ее закончить!
Поднялся туман.
Вески как раз говорил о рождестве, до которого оставалось несколько дней. О приготовленных Ютой кровяных колбасах, о свинине с кислой капустой и о пиве, мягком на вкус, но крепком и хитром. Кальм вспомнил, что и они ели в рождественский вечер кровяную колбасу. Отец сварил в прачечной маленький бочонок пива. Круглый стол поставили посреди комнаты. По праздникам всегда ели в комнате, за круглым столом, даже если не было гостей. Елка сверкала у окна. Отец любил большие, до потолка, пышные деревья. В последние годы, когда он вырос, елки стали поменьше. На прошлое рождество... нет, на позапрошлое он принес елку сам. Маленькую, поставил ее на стол. Отец еще посмотрел на нее и сказал, что сойдет, дело-то стариковское. Но Энн понял, что следовало принести елку побольше.
Именно в тот момент, когда Кальм дошел в своих размышлениях до купленной в позапрошлом году елки, разорвались первые мины. Сперва на них особенно не обратили внимания, потому что немцы ежедневно угощали позиции роты снарядами. И тогда, когда рота находилась еще в нескольких километрах от передовой.
Острые, пронзительные взрывы мин перемежались с тяжелым треском снарядов. Снова и снова доносился неприятный звук шестиствольного немецкого миномета, Как будто гигантский дикий зверь скрежетал своими огромными зубами, и тут же быстро, одна за другой, падали мины.
Нет, это не случайные залпы. Кальм недоумевающе прислушался к треску «максима». По кому он стреляет? Ведь перед ними русские гвардейцы. Разве немцы прорвались?
Кальм ощутил странный озноб. Неужели это страх?
Он услыхал свист, который резко прервался. Вдруг ему не хватило воздуха, что-то прижало его к земле, навалилось на спину, на плечи, на голову, на ноги. «Что это?» — испуганно подумал он и потерял сознание.
Когда Кальм снова пришел в себя, вокруг господствовала тишина. Ни выстрела, ни взрыва. Тишина казалась странным, могильным безмолвием. Ему показалось, что он видит сверкающую в огне свечей развесистую елку, которая тут же погасла и исчезла. Он }сотел протереть глаза, но что-то сковывало руки. «Ра-йен». Потом возникла мысль, что бой окончен. Впереди блеснуло, земля как будто раскрылась, и из её недр взметнулся темный столб глины и дыма. Еще и еще раз увидел он, как на склоне холма вспыхивала Пламя и раскрывалась земля.
Кальм понял, что он не слышит.
Кто-то, согнувшись, бежал прямо к нему. Кто это? Свой или немец?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83