На складе армии продуктов достаточно, но снег, сами видите. Ужасный снег.
— Снег завалил дороги,— поддержал его Мянд. Как хотелось ему говорить иное! Хотя бы пообещать, что в Беревкине, куда они должны прийти к пяти часам утpa, им дадут свежего хлеба и что там ожидают их полевые кухни. Но, по всей вероятности, в Беревкине положение такое же, как и на прошлой стоянке. По двести граммов сухарей на солдата и на обед немного пшенной похлебки на дне котелка. Повар прячется от солдат. Все злые.
— Никакого порядка,— презрительно бросил Кальм« Вдруг он почувствовал острый голод и рассердился.
Хотя Мянд с удовольствием сказал бы пару желчных слов по адресу снабженческого начальства, он не считал возможным это сделать. Наоборот, он обнадежил людей, что через несколько дней положение улучшится, Ворчаньем живот не наполнишь.
Полк продолжает движение. Подразделения полка теперь растянулись на несколько километров. В каждой роте появились отставшие. А поход не кончается. Дорога поднимается и опускается, извивается то вправо, то влево, бесконечно, с убивающей монотонностью и обилием снега. Пыхтят, чертыхаются, пробиваются шаг за шагом вперед.
С каждым километром солдаты становятся все молчаливее. Тяэгер чаще меняет плечо, на котором тащит пулемет. Про себя он удивляется Вийесу, который едва волочит ноги, но не отстает. Кальм ступает тяжело и громко пыхтит. Полы шинели он заткнул за ремень, чтобы легче было идти. Но винтовку он Тяэгеру пе отдает, хотя друг несколько раз предлагал свою помощь. Сгорбившийся Вески пробивается сквозь снег ровными, сильными шагами. «Крепкий парень! — одобрительно думает Тяэгер. Его помощник Лийас не отстает от него. Ни одним словом Лийас не жалуется, что устал, что он с удовольствием вытянулся бы на снегу и отдыхал, только отдыхал. Тислер часто оступается. И он устал. Агур и Соловьев прут, как быки, упорно и сердито. Больше всего удивляется Тяэгер старшине роты, который сегодня ночью вместо тридцати километров прошел, пожалуй, пятьдесят. Он непрерывно снует взад и вперед. Несет оружие кого-нибудь из уставших, командует, чтобы сильные помогли слабым.
Лес становится реже. За поворотом чернеют низкие, утонувшие в снегу дома.
— Если мы и здесь не остановимся,— ворчит Вийес,— тогда...
К счастью, они пришли к цели сегодняшнего ночного похода. В этой деревне сохранилась большая часть домов. Квартирмейстеры бегают взад и вперед. Звучат приказы.
Старшина роты Рюнк вступил в перепалку с лейтенантом Рейнопом, который не пускает солдат в дом.
— Это здание предназначено...
— Нам,— прерывает Рюнк лейтенанта.— Седьмой роте третьего батальона. Входи, ребята!
— Я запрещаю! — визжит Рейноп.
— Я подчиняюсь своему командиру. Капитан Сауэр приказал нам разместиться в этом доме.— Рюнк не дает себя поколебать.
Возле входа среди красноармейцев проталкивается и Кальм. Ему не нравится поведение Мати. Он не одобрил бы его даже в том случае, если бы ошибся их старшина.
К дверям пробился Мянд.
— Призовите своих людей к порядку, товарищ заместитель командира роты по политчасти,— тоном приказа обращается к нему представитель штаба полка.
Политрук едва владеет собой. Тон Рейнопа, высокомерный, приказной, отношения Рейнопа и Кирсти, усталость — все это слилось в одно.
— Лейтенант Рейноп, этот дом предназначен нам,— вызывающе говорит он.— Рюнк, разместите людей на ночевку!
Впереди всех Рюнк, за ним сердито сопящий Тяэгер входят они в дом. А лейтенант Рейноп спешит к командиру батальона и требует, чтобы тот приказал третьей роте освободить дом. Но капитан Сауэр становится на сторону роты. Подтверждает, что шестой дом с краю деревни действительно предназначен их батальону. Подтверждает, хотя не знает точно, так это или нет.
Седьмая рота заполнила две просторные комнаты дома от стены до стены. Солдаты укладывались на пол бок о бок. Всем было тесно, ворчали друг на друга, но наконец все устроились. Никто не обращал внимания на старушку, сидевшую возле печи. Заметили ее лишь тогда, когда коптилка, горевшая на некрашеном полу, начала дымить и старушка попыталась пройти к столу,
— Пропустите хозяйку к столу, — сказал Рюнк, Мяги устало пробормотал что-то,
— Я сам.—Агур подскочил к лампе и подвернул фитиль.
Старушка снова уселась на скамью у печи и начала разглядывать солдат. Большинство сразу же улеглось спать. Кое-кто грыз выданные Рюнком сухари. Хозяйка поставила самовар. Она предложила Кальму и Лийасу вареной картошки, говоря при этом по-русски.
— Чего она бормочет? — с детской непосредственностью спросил Лийас.
Кальм рассердился:
— Будь повежливее!
Лийас покраснел, но не понял, что он сказал плохого.
— Хозяйка сожалеет, что не может ничего предложить,— перевел Рюнк.— До войны у нее хватило бы пирогов на всех.
Кальм, который собирался улечься не евши, взял большую картофелину, очистил и начал есть. Зашумел самовар, и он выпил полную кружку горячего, как огонь, чая. Только после этого улегся.
На следующее утро во всех соединениях сообщили, что молодой жеребец командира батальона сломал ногу и его пристрелили. Кто хочет жирного супа, может идти с котелком к кухне. У кого душа не принимает конины, тот получит полную поварешку овсяной каши.
Через час осведомленные бойцы уже говорили, что жеребец капитана вовсе не сломал ногу. На самом деле лошадь застрелена по приказу Сауэра и лишь после этого у нее сломана нога. Если эту ногу вообще-то ломали.
2
По мере приближения к фронту старший лейтенант Рейноп — известие о его новом звании пришло во время похода — нервничал все сильнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83