Гордый, неистовый Аманжан, считавшийся непобедимым, валялся в сугробе, словно тополиное бревно, а Бакытжан мгновенно вскочил на гусеницу «ДТ» и закричал сверху, потрясая кулаками, словно оратор:
— Смеетесь над тихим! Издеваетесь над молчаливым! Я вот как накушался от вас! — И он провел ребром ладони по горлу.— Это я, я плюю на вас! На всяких там Конкаев и волков, которых надо бояться! На собачий холод и голод! И на тебя, Аманжан, плевать хотел! Нуржан, садись в трактор,— повелительно крикнул он старшому.— Поедем за санями. А этот бешеный пес пусть валяется в снегу. Нарушившему клятву — смерть!
— Все равно... прикончу обоих,— кряхтя, корчась на земле, прохрипел Аманжан.— Своими руками порешу, сволочи...
Трактор взревел. Рассерженный Нуржан рванул рычаги.
— Поехали! — крикнул он.
— Поехали! — повторил за ним Бакытжан. Аманжан остался лежать в снегу. Налитыми кровью
глазами, словно волк, попавший в капкан, злобно следил он за удалявшимся трактором. Жажда мести, презрение, ненависть снедали его. Когда трактор, нырнув за бугор, скрылся из виду, парень уткнулся в снег лицом и заплакал. Разрыдался так, что заломило в висках. Слезы падали в снег, сразу же превращаясь в ледяные катышки. Пальцы его распухли от холода, побагровели, и он вытер их об рукава и сунул под мышки. Вытянув шею, посмотрел вниз — трактор бодро удалялся, выстреливая клубы дыма, порою глубоко увязая в снегу, но не замедляя хода. Вскоре он скроется за склоном.... Судя по скорости, трактор должен был за какие-нибудь полчаса обогнуть гору и выйти на вчерашний след.
* * *
Как они и надеялись, низина горного подножия не была заболочена, камней больших также не оказалось на пути — и это было хорошим началом Плотный, слежавшийся снег легко проламывался под гусеницами, подминался под брюхо трактора, и он с ровным гудением бежал вперед. Лица у двух трактористов были суровы, словно шли они в танковый бой; движения их были резки и энергичны, и на душе у каждого не было того вчерашнего чувства нехорошей тоски и отчуждения — деятельная бодрость целиком захватила жигитов. Им предстояло в дело провести то, что они задумали, и это — преодолев всю усталость и отчаяние... после того, как была утрачена всякая надежда... Вот он, тот безрассудный порыв, на который оказываются способными отчаявшиеся люди, рассчитывающие только на собственные силы. Смерть можно преодолеть только подобным порывом...
— А что, Нуржан, правда ли это, - нарушил тишину Бакытжан, - что замерзающий человек чувствует, что ему тепло, даже жарко?
— Да,— отвечал Нуржан, который с сосредоточенным видом вел трактор.
— Мне ночью тоже было жарко.. Я, Нуржан, видел, как пришла ко мне девушка... одна девушка и повела меня куда-то. Вовремя ты, выходит, дернул меня за ногу...
— Не замерз без жилетки? — спросил у товарища Нуржан, вспомнив, как они сожгли — один пиджак, а другой — безрукавку.
— Зад дрожит, зато сердце кипит, ответил Бакытжан.— Слушай, джура, у меня в кармане один куртик завалялся.. - добавил он, потупившись. -- Погрызем, что ли?
Нуржан, увидев, каким несчастным и кислым стал вид у парня, рассмеялся и сказал:
— Так вытаскивай.. Чего мнешься?
Окатыш курта, черный от долгого пребывания в кармане, трактористы грызли по очереди. Обрушивая громоздившуюся до небес тишину заснеженной горы, могучий «ДТ-54» с неимоверным грохотом начал новый подъем на перевал по следам вчерашнего восхождения...
И вот, объехав встрявшие в сугроб сани, «ДТ» остановился, попятился, и Бакытжан, успевший уже на подходе спрыгнуть с трактора, стал знаками подавать команды: ближе... еще ближе... стоп! А там и, подняв тяжелое дышло, попытался соединить его вершину с задком трактора, но не увидел в проушине болта, стал искать его, раскидывая вокруг снег, а потом крикнул*
— Давай сюда палец гусеничный!
Поймав на лету брошенный Нуржаном стальной палец, продел его в скважины и сверху вбил обухом топора.
— Биемилла! — крикнул он и взобрался в кабину.— Поехали!
«ДТ-54» ринулся вниз, волоча за собою сани, из-за которых промучились трактористы лишний день. Радовались молодые люди — все же их взяла: с шумом бежал трактор, словно конь, к хвосту которого привязано пустое ведро. Осталось теперь найти стога, погрузить сено и...
Когда они, ликуя, съехали к месту своей ночевки, то увидели Аманжана, который по-прежнему лежал в сугробе. Он не шелохнулся, когда трактор стал, чуть не наехав на него гусеницами. И ребята испугались.
— Ойбай-ау! Уж не убил ли ты его? — предположил Нуржан.
— Брось! Кишка тонка у меня, чтобы с одного удара убивать,— отвечал Бакытжан.— Притворяется мужик!
Аманжан лежал под самыми гусеницами не шевелясь и, словно ничего не слыша, смотрел на далекие белые вершины Нуржан высунулся из кабины.
— Эй, вставай, чего лежишь! крикнул он. Садись давай, и поехали!
Но тот продолжал лежать, вызывающе храня молчание, с серым лицом... Нуржан спрыгнул с трактора и схватил его за руку, потянул.
— Вставай, говорят! Посерчали маленько — и хватит Не оставлять же тебя на съеденье волкам... А кто виноват, не виноват после будем разбираться.
Тут и Бакытжан подоспел; Аманжан, словно бы нехотя, словно делая им большое одолжение, поднялся наконец с земли и, отряхиваясь, проворчал:
— Не пропадать же мне из-за дураков...— И с важным видом полез в кабину.
Он уселся на свое обычное место и долго ни с кем не желал разговаривать. Хранил гордое молчание. Но спустя некоторое время заговорил первым, причем грубо и заносчиво.
— Ты, ляуки,— обратился он к Бакытжану. (В другой раз он, может, и пнул бы его по ноге, а теперь только обозвал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36