Куда не поедешь?
— А туда не поеду. За сеном в Айыртау.
— Что?!
— Посылайте других. Я у вас как тот иноходец, у которого от хозяйской любви спина не просыхает. Чуть что — так сразу меня и суете. Кажись, я в ауле не единственный, кто умеет на тракторе ездить. Каждый второй может баранку крутить.
— Ну, хорошо,— ответил управляющий и, задумчиво потупившись, прошел назад, к своему «тронному месту». С необычайной серьезностью полез в карман, достал папиросы и закурил. Спичку опять бросил в ведро, но на этот раз она не достигла цели. Затянувшись, управляющий не успел выпустить дым и в ту же секунду грохнул кулаком по столу и привскочил с места — дым вместе с криком вылетел изо рта, словно из дула ружья...— Нет, вы только послушайте этого баламута! Да у меня от твоих слов мозги набекрень стали, дьявол! Хочешь знать, кто ты есть на самом деле? Хочешь? Так вот: ты у нас самый-самый передовой механизатор во всем районе. Запомни это! Не «каждый второй», а самый первый, понял?
— Понял. Значит...
— Постой! А что ты понял? — перебил Упрай парня.
— Что мне не надо ехать в Айыртау. Передовых ведь берегут, в опасное место не посылают.
— Ах, мать твою и отца твоего!.. Каков пустобрех!
Откусив мокрый кончик папиросного мундштука, управляющий в сердцах выплюнул его далеко в сторону — такова была его привычка, всегда явствующая, что начальник гневается или волнуется. И по количеству белых папиросных ошметков, разбросанных на полу в кабинете, можно было сосчитать, сколько раз за день гневался Упрай...
В полутемном кабинете наступила тишина: оба молча сидели на своих местах. В небольшое окошко видно было, как бесшумно бушует снегопад. Весь мир словно был погребен тишиной, и лишь голоса мужчин, доносившиеся из соседней комнаты, нарушали эту тишину. И совсем неожиданно для Нуржана управляющий вдруг присмирел, словно бы даже оробел перед ним.
— Ну, ладно. Кончай лясы точить, сынок,— сказал он спокойно.— Иди домой и собирайся в дорогу. У предков наших была поговорка: «Язык что помело...»
— А еще они говорили: «Шапка идет и дураку, а ум — старику».
— Может быть, и та'к говорили, кто его знает. Деды наши остры были на язык, как же,— мирно согласился управляющий и, поднявшись, снова устремился к двери.
— Оу, начальник! — снова остановил его Нуржан.
— Что еще вспомнил?
— Один закон физики. Сила воздействия всегда равна силе противодействия. Но вы все равно этого не поймете. Одним словом, посылайте кого-нибудь другого в Айыртау. Я не поеду.
— Значит, ты решил теперь мне противодействовать, так надо тебя понимать? Эх, десятилетку закончил, а ничего путного из тебя не получилось. Даже счетовод не вышел из тебя, и туда же... А у меня, хотя и пяти классов нет за плечами, двадцать лет уже народ ходит по струнке.
— Зато что вы знаете о формуле Герона? О законе тяготения Ньютона? О внутреннем строении лягушек и ящериц? О Мухтаре Ауэзове? Абае? Джамбуле? И где находятся Парагвай, Уругвай? И сколько на земле океанов?
— Ну, замолотил! — Упрай заткнул уши.— Подумаешь, какие великие знания! Кому не известно, что твоему Ньютону на голову свалилось яблоко и он с перепугу проснулся ночью? А у Абая было две жены, так он еще заглядывался на молоденькую сноху, вот он и бегал с места на место... Все"это и мы знаем. А насчет того, где находится Уругвай, я не могу сказать, конечно, зато знаю, где находится Бурундаи — там живет моя старшая дочь, и в позапрошлом году я ездил туда.
Нуржан схватился за живот. Упрай, глядя на смеющегося парня, махнул рукою.
— Ну и молодежь пошла... Вырождается наше древнее семя.
— Вырождается, ага,— согласился Нуржан.— Сорта плохие пошли.
То ли нечего было ему сказать в ответ, то ли вспомнив о чем-то, Упрай задумчиво смотрел в окно.
Снег сыпал и сыпал. Голоса в конторе смолкли, и настала невыносимая, тоскливая тишина. Но продлилась она не долго.
— Чего мы только не видели,— вздыхая, молвил Упрай, и его смуглое лицо, казалось, совсем потемнело и постарело.— Да! Чего только не видели... И вот довелось остаться в живых да потолковать с дорогими потомками. С преемниками нашими, у которых бредовые слова на устах. Которым, кажется, по сто лет уже... А казалось бы — чего им не хватает? Еда на столе, одеты, обуты. Живи, радуйся...
— Ладно, ладно, ага, чего там, не надо унывать,— перебил его Нуржан, улыбаясь.— Поеду я, так и быть.
—- Эх, чтоб тебе! — вскинулся Упрай.— Давно бы так! Выходит, недаром про тебя в газете писали, что передовой комсомолец. А я, признаться, вначале долго думал, что у тебя такого передового... Но, видно, ошибался я.
— Но у меня будут условия,— сказал Нуржан.— Три условия.
— Выкладывай! — Вскочив с места, управляющий направился к Нуржану.— Надеюсь, они выполнимы.
— Первое: одним из помощников должен быть Аман-жан.
—О аллах! Забирай большеротого! Можешь его и оставить там, в Глубинном крае, никто по нем плакать не будет.— И, высказав это, Упрай с довольным видом заржал.
— Вторым помощником беру Бакытжана. Парень он толстый, румяный, будет у нас вместо печки.
— На кой он тебе, этот тюфяк? — удивился Упрай.— Поездка будет нелегкой, там жигиты нужны. Снег видишь какой. Зима суровая. Призрак Снежной девушки, говорят, является на тех дорогах, предвещая голод и джут.
— Ничего! Снежная девушка нам не страшна, ага. Боюсь только, что все это одни выдумки.
— Небось если бы правда была, то жениться бы на ней захотел, а?.. Ну, ладно! Давай выкладывай третье условие.
— Дадите мне, уважаемый, ваш полушубок, шапку эту выдровую и вот эти валенки. Если вернусь целым и невредимым, то все отдам обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36