С тех пор как умер Гриша-агай, Анна уже не веселилась так, как прежде, не шутила и рассказов долгих уже не вела. Все больше она вздыхала, молча думала о чем-то и таяла на глазах. И выглядела она уже не так, как раньше, согнулась, как будто стала ниже ростом, взгляд потух, глаза начали слезиться. Сколько раз она звала Нурлана, чтобы тот вдел нитку в иголку, ничего уже не видела сама.
Анна, ее рассказы, отношение к жизни всегда изум ляли Нурлана. Даже в доме у нее стоял совершенно другой запах. И тогда, кажется, ему пришла мысль, что, как бы ни были похожи на земле люди своими характерами, внешностью, привычками, они разные по запаху Стоило ему поесть борща у Анны-апай и переночевать у нее, как на другой день ребята чувствовали это и дразнили его: «От тебя русским духом несет». Но для самого Нурлана не было ничего слаще духа, который стоял в избе у Анны-апай, и не было на свете человека добрее и красивее, чем эта русская старушка, заменившая ему мать. Он и сам удивлялся, до чего же крепко любит эту маленькую, голубоглазую, светловолосую старушку любит с детской непосредственностью и чистотой.
Когда он был еще совсем маленьким, грудным, мать уходившая с утра на уборку хлеба, оставляла его на попечении русской соседки. Проголодавшийся мальчиь начинал плакать, и Анна-апай, у которой ребенок умер, едва родившись, кормила его грудью. Обласканный доб рыми, заботливыми руками и сытый, мальчик засыпал Как знать, может быть, Анна кормила его еще лучше, чем даже родная мать. Может быть, новорожденные не различают материнскую грудь и материнскую любовь, и все младенцы и матери на земле ничем не отличаются друг от друга, даже запахом...
Нурлан, продолжавший сидеть на берегу норовистой, широко разлившейся Бухтармы, вспомнил рассказ своего отца о русских соседях.
Григорий и Анна приехали на Алтай давно, совсем еще молодые, в тысяча девятьсот десятом году. Григорий сначала работал писарем у волостного Абдикарима потом выучился казахскому языку и стал переводчиком Вместе с местными казахами он и Анна с радостью встретили новую власть, Чингизтай стал их второй роди ной Здесь они выстроили себе дом
Конечно, не все казахи относились к ним с открытой душой, некоторые даже гнали их с порога «Нечего вам тут делать, нищие бродяги, уходите!» В первые годы бывало и такое, что поджигали их сарай, или баню, или стог сена Но русские были терпеливы Несмотря ни на какие происшествия, Григорий твердо стоял на своем и не хотел никуда отсюда уезжать.
В то же время приезд Григория и Анны в Чингизтай был большим событием для местных жителей. Григорий научил людей плотницким работам, рубить дома, мять кожу. До их приезда в Чингизтае не было ни одной бани, теперь они стали появляться одна за другой.
«Казахская степь широка,— говорил Нурлану отец.— Для кого она только не стала второй родиной: и для беглеца, и для изгнанника. Всякий находил здесь пристанище и кров. Но широта степи не стала бедой для казаха, он потянулся к знаниям, к искусству, всему обучился, многое постиг. Я не раз спрашивал у Гриши, не скучает ли он по родной земле, по родному краю. Он обычно задумчиво ковырял батогом землю, потом вздыхал и отвечал мне на это так, что, мол, есть у вас, у казахов, пословица: «Мужчина привыкает к родной земле, а собака живет там, где кормят». Родная земля там, где человек находит свое счастье, свою радость...»
Нурлан сидел на обрыве под тополем и смотрел на оба дома, свой и Анны-апай И тут и там еще не гасили свет, окна слабо мерцали. Если смотреть отсюда, от реки, то оба дома похожи на крепко сжатый кулак, а свет в окнах — будто перстни на пальцах переливаются и горят дорогими камнями.
Вечер в клубе, кажется, не закончился: там все еще ярко горел свет и оттуда доносился невнятный шум.
Неподалеку зловеще темнела гора; невидимая во тьме, она казалась даже ниже и приземистее. У Нурлана появилось желание взобраться на эту гору, на самый крутой ее откос, и сорвать с неба звездочку Ему казалось, что сделать это сейчас очень просто, только протяни руку — и все. «Интересно, почему люди любят звезды, от которых ни тепла, ни света? — подумал Нурлан.— Наверное, потому, что они недосягаемы, до них не дотянешься. И мы не ценим то, что под рукой, рядом». Человек по своей природе всегда хотел добыть недосягаемое, всегда любил то, что далеко от него, как несбыточная мечта, всегда преследовал такие цели, которых не добиться, и покорно шел на поводу у мечты, как несмышленый жеребенок.
Отец, кажется, вернулся с поля. Послышался цокот копыт и затих. Снова установилась мягкая, обволакивающая тишина. С реки потянуло сыростью, промозглостью, как из погреба. Ночью Бухтарма всегда шумит сильнее. Не останавливаясь ни на одно мгновение, бешено несет она свои воды, будто хочет доказать кому-то, что вечно ее движение, что никогда она не иссякнет и не высохнет. И шум ее бурливого течения напоминал Нурлану звон серебряных шолп на груди красавицы горы Алтай...
Спать Нурлан лег поздно, и утром мать едва добудилась его:
— Отец всю ночь промучился. Как бы скотина не забрела на поле. Сходил бы посмотрел.
— Ладно,— пробормотал Нурлан, сладко потягиваясь.
Аккенсирик, привязанный в лесу, как всегда, ждал его с нетерпением. Нурлан еще не проснулся до конца и пошел было к реке, чтобы сполоснуть лицо холодной водой, но вдруг остановился в изумлении. На берегу сидела ослепительно белая девушка, длинные ее волосы были рассыпаны по спине. «Уж не русалка ли это?» — невольно подумал Нурлан и остановился. Девушка услышала шаги, обернулась и, увидев остолбеневшего парня, рассмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51