Ночная степь, казавшаяся бесконечной и ровной, стала постепенно превращаться в гористую мест ность, усеянную небольшими холмами. Изменился и цвет ее. Из белой, ковыльной она постепенно перешла в красно-бурую.
Утреннее небо было чистое, открытое и великодушное, но в нем летали, как саранча, тысячи ворон, оглашая пространство хриплым карканьем. Казалось, что именно они и разбудили степь.
Росы выпало немного, она едва увлажнила высохшую траву. Уже много дней погода стояла ясная. Земля пересохла, истосковалась по осенним затяжным дождям Стоило подуть легкому ветерку — и степь начинала шелестеть, издавать странные звуки, как будто кто-то неви димый тронул струну диковинного музыкального инструмента. В небе плавала паутина, что тоже не сулило не настья в ближайшие дни.
Жандос, всю ночь проехавший на своем вороном, стал сдавать от усталости, щеки его осунулись, он часто зевал и клевал носом. Страшно хотелось спать. За одну ночь он как будто состарился, посуровел, взвалив на свои плечи тяжкий, непосильный груз. Вчера после разговора с матерью он сгоряча согласился на опасное путешествие, а теперь, после тягот ночного пути, беспредельно уставший, он уже жалел о принятом решении.
Действительно, уж если не смогли освободить из плена близнецов два отряда мужчин, то ему нечего об этом и думать. Решиться на это — все равно что броситься с закрытыми глазами в бездонную пропасть. Но, даже если ему удастся выкрасть детей, сможет ли он догнать родное кочевье, неустанно стремящееся на восток? Даже если он и отыщет кочевье по следам, сможет ли он привезти живыми двух близнецов, которые еще кормятся грудью? Чем он их будет кормить в дороге? Нет, он пустился на безумные дела, даже взрослому такое не под силу, что уж говорить о нем, о ребенке? Как ему совершить невыполнимое? Ответ на это в густом тумане.
А вдруг все-таки выпадет удача, тогда не безумный ли это героизм?
Жандос остановил коня и кое-как слез с лошади. Он понял, что дорога его победила, нет даже сил ступать прямо, все тело ноет, и его шатает, как больного А может, он и на самом деле заболел?
Жандос прилег на огромный плоский камень и посмотрел на небо. Оно было синее и бездонное, как океан Ему захотелось пить. Несколько раз он пытался встать, чтобы подойти к лошади и напиться из бурдюка, но не смог, не было никаких сил. Ночной переезд отнял их без остатка. Жандос закрыл глаза, но от этого они у него почему-то заболели. Тогда он стал смотреть в одну точку на небе, будто пытался проткнуть его взглядом и увидеть за его шелковой голубой тканью свою судьбу. Но на небе не было ничего, кроме каркающих ворон. Как будто они держат его судьбу и жизнь в своих черных когтях, единственные владельцы этой окрестности. Даже грифов не было видно.
Жандос подумал о своей матери и вспомнил ее слова «Смотри не заблудись, сынок, на обратном пути, по дороге оставляй кучи камней, мы тоже на своем пути оставим тебе знак». Жандос вскочил и стал торопливо собирать камни, потом снял с вороного седло и стрено-
жил его. От всех этих трудов он вспотел и устал. Снова захотелось прилечь он лег на плоский камень и задремал
5
Когда Жандос открыл глаза, то увидел перед собой оскаленный человеческий череп, который смотрел на него пустыми глазницами. От страха он опять забылся на мгновение, а когда очнулся, то решил не открывать глаза. Но тело не всегда подчиняется воле, не каждый умеет управлять своими эмоциями. У Жандоса появилось нестерпимое желание снова Открыть глаза. И он помимо воли сделал это, стиснув зубы. И снова увидел оскаленный череп. Тогда Жандосу пришло в голову, что он попал к Манкуру и Накуру, ангелам смерти, которые первыми приходят на допрос к мертвецу. Он полежал немного, ничего не понимая, потом решил, что все это ему только снится.
Перед глазами стоял какой-то желтый свет, будто весь мир вдруг высох и пожелтел. И родители его с желтыми лицами почему-то сидели на ослах задом наперед, рассердились на него и уезжают прочь.
У него зашумело в ушах, и кто-то спросил:
— В каком ухе звенит?
— В левом,— ответил Жандос и сам спросил: — Кто обо мне плохо думает?
— Твоя мать.
— Нет-нет, она лучше убьет меня, но никогда не станет хаять. Я не верю тебе.
Вдруг послышался чей-то хохот, потом ржание вороного, и Жандос подумал: «О аллах, да ведь это ржание моего коня. Бедное животное, наверное, совсем проголодалось. Нет, нельзя мне больше лежать, надо ехать. Впереди еще очень длинная дорога, а позади осталась мать, благословившая меня. Меня ждут двое близнецов, я их должен освободить. Но чу! Опять этот хохот! И я не могу открыть глаза».
И лучше бы он не открывал своих глаз. Перед ним стояло четверо джунгаров, и один из них держал на палке голый человеческий череп. Как только он приходил в себя, ему показывали череп и хохотали над его страхом. Жандос понял, что попал в руки врагов.
Джунгары долго смеялись над ним, над его беспомощностью. Потом один из них схватил его и толкнул прямо через костер к своему товарищу. Тот переправил его
к третьему, третий швырнул его в жесткие лапы четвертого. Жандос истошно кричал, когда жгучее пламя костра охватывало его. Но не аллаха он призывал на помощь, а мать Айпару. Наконец сознание отказалось ему служить — и он впал в беспамятство...
Наверное, это длилось недолго. Он открыл глаза и увидел хмурое зловещее небо, которое заслонили тысячи каркающих ворон. Небо как будто опустилось на него вместе с воронами. Но вдруг сверкнула молния и загремел гром. Потом перед глазами у него опять сверкнуло, мир побелел и погрузился в зеленоватый волчий свет. Была это молния или что-то другое, сначала Жандос не понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51