От кого у тебя ребенок? От кого!
Жена безответно отворачивала голову и лишь слабо стонала. Чабан вскочил и стал озираться во тьме. Шагнул в сторону, пропал в ночи, но тут же вернулся назад и присел на корточки. Он бережно взял плачущего ребенка на руки, склонился к нему искаженным, плачущим лицом и сказал:
— Пусть у тебя другой отец, но ты все равно брат моим детям и кровь в тебе казахская... Бисмилла! Будь счастлив.— Чабан положил к матери ребенка, затем встал на колени и поцеловал в холодный потный лоб Жену.
Он поднялся и тихо отступил во тьму леса. И через некоторое время с той стороны, куда он удалился, донеслось до Жены гулкое, безумное, перекрывающее шум непогоды:
— Ха-ха-ха-ха!
Так в олиару, темную пору межлунья, Чабан похоронил свою Веру.
Жена долго звала мужа, но он не отозвался. Привычная к обычной покорности смирного Чабана, она не могла поверить, что он решится на какое-нибудь отчаянное сумасбродство. Она до утра перемогалась кое-как, не в силах встать от слабости, и терпеливо, испуганно ждала, думая: вернется еще, куда денется. И только на рассвете, когда стихла гроза и подошел к ней сын, громко разрыдалась.
А вскоре она поняла, что навсегда лишилась самой надежной в жизни опоры. Муж больше не вернется к ней. Уже никогда не услышит она мирного крика Чабана заворачивающего отару, не будут они больше сидеть и пить чай из таволги... И отныне другие женщины, у которых есть мужья, будут смотреть на нее с тайным чувством превосходства, а она вкусит полной мерой муку одиночества. Чабан ушел безвозвратно.
Золотым алтайским днем, в ясную голубую сушь погожего осеннего неба, когда там не было ни облачка, а на земле дожившие до мирной и ласковой смерти травы наслаждались вечным покоем, в пятницу, собрались у становья Чабана аульчане, долго совещались, где его искать. Так как день был мирным, тепло бабьего лета — ласковым, у людей на сердце тоже невольно царили покой и благодушие, они мирно говорили об урожае, щедром в этом году, о запасах доброго сена и попутно о том, куда бы мог запропаститься Чабан. Одни полагали, что Чабану надоело все и он уехал в город, чтобы осуществить то, что всегда было ему дорого,— выучиться. Другие говорили, что нет, не учиться он поехал, а искать могилу брата, который погиб где-то под Берлином.
А в стороне от всех сидели на сухой траве, обнявшись, молоденькая учительница и старший сын Чабана — его непогасшая Надежда... Мальчик плакал, учительница его ласково успокаивала.
Что еще сказать по поводу странной и грустной истории Чабана? Шыгайбай, который в жизни не потратил копейки на общество, пожертвовал на поиски Чабана 21 рубль 7 копеек. Сказывали, что после этого неслыханного поступка он как-то сник и стал даже попивать. «Грош всему цена, вот что»,— любил теперь говорить Шыгайбай.
Жена Чабана переехала в аул с ребятишками. Отару взял другой чабан.
Сыну, которого родила в олиару, Жена дала имя Алда-ныш. Вчера в магазине она купила пол-литра водки, и аульские сплетницы до сих пор судачат — для кого?.
Старший сын Чабана недавно получил в школе первую премию за детский рисунок. Учительница вышла замуж за учителя...
Зоотехник? Ближе к вечеру, говорят, он садился на коня...
СКАЗАНИЕ О МАТЕРИ АЙПАРЕ
1
Кочевье двинулось на восток. После недельной кровопролитной битвы степь успокой лась, но как будто лишилась вместе с людьми памяти и мыслей, лежала немая, полумертвая, измученная словно уставший батыр после великого сражения
Последний набег кровожадных джунгаров был опустошителен и страшен. Разобщенные, разбросанные по степи казахи не сумели объединиться, поэтому враги разметали их, как жалкую стаю воробьев.
В битвах всегда кто-то побеждает, а кто-то проигры вает. На этот раз джунгары нанесли сокрушительное поражение роду тобыкты, воины которого первыми встретили нашествие копьями и стрелами. Остатки большого и славного некогда рода, несчастные теперь люди, решили откочевать дальше от дорогих мест, чтобы прийти в себя после битвы, собраться с силами и перевести дух. В один день поднялись они от мала до велика и ушли сплошным потоком в широкие степи.
Страшно было смотреть на этих людей, покрытых черным, едущих на конях и бредущих пешком, молчаливых и понурых. Казалось,— да так, наверное, оно и было,— что они уже устали от слез и рыданий и переживали свое горе молча. Так вот, бывает, корова, потерявшая своего теленка, помычит, позовет напрасно, а уж потом молчит, вроде бы успокоится. Но кажется, когда заглянешь в ее большие и печальные глаза, что слезы копятся в ее душе и вот-вот, как у человека, хлынут они сплошным потоком.
Каждому сердцу больно смотреть на человека в большом горе А тут целый род, молчаливо бредущий бог знает куда — только бы уйти подальше от врагов.
Кочевье вела женщина в черном саукеле мать Айпа-ра. Она тоже молчала, объятая горькими раздумьями Смотрела на небо, на дальние холмы в степи, но не видела ни неба, ни холмов. Посмотришь на небо - там крас ная кровь рекой, на холмистую степь - там алое море
Душа Айпары сочилась печалью и горем, и сами по себе складывались в ней слова:
«Плачь, несчастный народ! Плачьте, люди, рожденные для бед и несчастий. Кто знает, может, ваши слезы подымут наш будущий народ сплошной стеной на пути врага, и тогда вернутся вчерашние безмятежные времена. Плачь, но не жди, что те времена придут сами по себе. Разве зависть и разобщенность не рассыпали и не привели тебя в сегодняшнее горестное состояние?
Плачь и ты, сирота! Наши обычаи и красивые традиции свободных аулов, что знали мы, кобылье молоко, в котором мы купались, теперь не приснятся вам и во сне И если однажды мы умрем до того, как волосяная веревка врага захлестнет наши шеи, то это и будет вашей радостью, ниспосланной великодушным аллахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51