Эркин снял с жеребца седло, вынул потник, положил поверх седла. Кресло для ночного бдения получилось на славу. Но вот чем занять себя? Хоть вой на луну! Решил спеть песню, но, как назло, все вылетели из головы, а ведь в институте блистал на вечерах самодеятельности. Надо бы какую-нибудь бодрую, современную, вроде «Вся жизнь впереди, надейся и жди» Но, кроме этих слов, ничего вспомнить не мог./ А что-то уже смутно шевелилось в сердце, какой-то забытый мотив; словно маленькие ласточки, воспоминания детства расселись на туго натянутых струнах его души
Эркин закрыл глаза и запел. Он видел пустыню, мать с рано постаревшим, обожженным солнцем лицом. Браслеты на ее тонких руках звенят — это она качает его,— белый чапан склонился над его лицом, и так хочется потрогать его руками.
Как она вырастила одна пятерых? Ах, он никогда не задумывался над этим Конечно, помогало государство, давало пособие, они бесплатно ездили в пионерские лагеря, но кто измерит ее одиночество, когда не у кого спросить совета, некому пожаловаться? И все пятеро — мальчишки, попробуй сладь с ними! Мать была гордая никогда не видели ее слез Но один раз в городе, куда повез ее на обследование, глазной врач сказал: «Вы, ана-лайын, много плакали, наверное». Значит, плакала ночами Голос Эркина зазвенел щемящей тоской, и вдруг со стороны реки Тар ему ответил протяжный вой. Лошади вздрогнули подняли головы и заржали, выкатив бешено глаза.
Эркин вскочил, схватил их за уздечки, огладил. Бедные, им и бежать некуда стиснуты узким снежным тоннелем
Снова мертвая тишина. «Может, пронесет,— подумал Эркин,— и потом, в конце концов, есть ружье. Но вот каково Аману-ага... без ружья, одному? Неужели действительно над мужчинами их рода висит проклятье? Бедная Малика!»
Он впервые подумал о своей девушке. Да и может ли он называть ее своею? Редки были их встречи, странны ее разговоры. Неужели он никогда не поймет ее души, ее мыслей? Теперь он знает, что у такого необыкновенного человека, как Аман-ага, должна быть и необыкновенная сестра Думает ли она сейчас о них? Жалеет ли?
Когда Эркин впервые приехал на Алтай, стояла блаженная тихая осень. В его родном Моинкуме зеленая пора природы была и краткой, и невнятной, как сладкое сновиденье.
Почти весь год дул сухой ветер, и небо сливалось серым цветом с выжженной землей, пыльные саксаулы были безразличны и к жаре, и к первому скудному снегу Такими же были и люди. Они жили как бы вне зависимости от природы, сохраняя извечный уклад, но суть их характеров и отношений была так же неизменна и надежна, как надежна в своей неизменности пустыня. А здесь все поражало глаз разнообразием. Деревья — одни желтые, другие коричневые, третьи красные; над ними синее небо, белые шапки гор, клочья пены над бешеной Бухтар-мой. И люди странные, непохожие друг на друга. Родством не дорожат, больше всего надеются на силу своих мускулов, к лести и к хитрости неспособны: готовы сказать самую жестокую правду даже собственному деду, как дикие лоси, гордостью и прямотой они обрекают себя на одиночество.
В этих местах взгляд всюду натыкается на горные каменистые вершины. И нет пространства, исчезающего за горизонтом.
«Значит,— пришел как-то к выводу Эркин,— у них нет надежды на что-то, лежащее за пределами жизни и ее ежедневных забот. Отсюда эти крутые характеры, это трудолюбие».
Скучая о доме, где и топчан как перина, Эркин не раз собирался уехать, но, пока собирался, успел привязаться к загадочным людям, живущим в ущельях Алтая. Сюда прилетали только самолеты, прилетали редко, иногда с перерывами в месяц, до железной дороги шестьдесят кило-
метров, а близко на юге — граница, и за ней чужая земля чужой народ.
Дружба была здесь редкой и потому главной ценностью. А Эркин был одинок. Однажды старый чабан на джайляу сказал ему: «Ты птица из теплых краев, если хочешь остаться здесь, должен привыкнуть не только к сорокаградусным морозам. И люди покажутся тебе холодными А когда привыкнешь, найдешь свой дом — придет к тебе тепло. Земля Алтая чудесна, люди честны и прямы Да, это правда, что они, как дети стрелы-змеи, едва родившись, расползаются в разные стороны, живут порознь Если будут вместе — съедят друг друга. Но когда вырастают, наживают свое, снова находят друг друга и объединяются. Наши люди никого не трогают, но если кто-то из чужих обидит их, то они все вместе погонятся за обидчиком и убьют его. Так что будь осторожен, старайся не ранить душу невинного человека. Если решишь пустить здесь корни, то почва благодатна. Женись, у тебя никто не спросит калыма. Девушки Алтая находят себе достойного и выходят замуж бесплатно. Это ты и сам видел. Ту-ту-ту приезжают из Узбекистана и увозят с собой. Помни, мой дорогой, что на почве Алтая трудно расти чужому дереву Здесь выживают лишь крепкие деревья, терпеливые к холоду и невзгодам».
Странным было то, что эти речи говорил чабан при взрослой дочери-красавице. Эркин поначалу решил, что старик намекает на свою дочь, но потом выяснилось, что она уже просватана в соседний аул. Как все мужчины Эркин насторожился при откровенности чабана, но, узнав что она чужая невеста, пожалел о несостоявшейся возможности.
Отец был мудр, девушка прекрасна и бойка. Он долго вспоминал о ней, пока не увидел Малику.
Суматошная бессонная здесь всегда весна. Запертые на всю зиму в кошарах овцы выползают на пастбище, как только показывается черная земля. Тощие, с висящими до земли животами, с выпирающим крестцом. И вскоре, еще земля не успевает высохнуть, начинается массовый окот. Дома пустеют, не слышно в ауле ни девичьих голосов, ни криков детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33