Принеся в дом немного денег, вырученных от продажи вечерних платьев, бедная женщина стала подумывать, что, может быть, в безуспешных поисках работы виноваты не столько другие, сколько сам он, ее муж. До этого она считала своего мужа, которого страстно любила, благородным и несчастным человеком, всеми силами стремившимся заработать на жизнь собственным трудом. В некоторых столицах это ему удавалось. Он был учителем танцев, чертежником, швейцаром ночного бара, учителем верховой езды, при этом, если исключить покупку нескольких французских и английских книг, на себя он ничего не тратил. Но эти последние дни он кажется ей упрямым, несговорчивым и совершенно несдержанным в разговорах с людьми. Особенно раздражает он ее своими ссылками на прочитанные книги и глупыми шутками. И приводит ее в отчаяние бесконечным повторением своей мысли о том, что человек страдает за кого-то другого. Я Cinna, заявил он ей в тот день. И объяснил, поймав ее недоуменный взгляд, что имена, как и прозвища, нередко служат прикрытием для убийства. Цинна был убит вместо другого только за то, что тот, другой, в Риме носил его имя.
Снова он цитирует книги, сетует жена. Он смеется в ответ: такая путаница случалась и во время революций, но подобное происходило и с ними, русскими, в Крыму. Кто-то стал якобинцем, кто-то жирондистом, были среди них и эбертисты, а все вместе они были монархистами. Иной раз ему кажется: его могут убить за любую из этих партий. Любую из них могут ему приписать. Но только не в этом причина того, продолжает Репнин, смеясь, что он так низко пал в Лондоне и им сейчас хуже всех из царской эмиграции. Просто он начал стареть. А стареют все — и дантонисты, и троцкисты, и роялисты.
Жена язвительно замечает, что все это пустые слова.
Ее выводит из себя не только этот незнакомый голос, которым он с некоторых пор стал разговаривать с ней, но и его страшный, холодный взгляд, которым он смотрит на нее последние дни. Он говорит, а между тем черты лица его остаются совершенно неподвижными. Неподвижны черные глаза, проникающие в самую глубину ее существа.
— Внезапный приход старости, Надя,— одно из самых страшных событий в жизни человека. Для меня это самое большое потрясение с той поры, как много лет назад мы с тобой отплыли из Керчи. Больше, чем все наши невзгоды, этот Лондон, чем недавно помянутые тобой бомбы — я кидался за ними, как за шмелями. Старость подкралась вероломно, неожиданно, словно бы, вдруг проснувшись, я с ней столкнулся на какой-то улице. Улица такая узкая. И некуда податься — а в конце ее стоит и ждет меня убийца. Я безоружен. Вышел из штаба. Ты помнишь? Вспомни, пожалуйста, капитана Парфенова и полковника Нежинцева. Они мне снились недавно. Они звали меня. Во сне. Твое время ушло, сказали они мне. Кем бы ты ни был: Цезарем или Цинной, гвельфом или гибеллином — тебя ждет старость. Ты не можешь работать. И друзья беспомощно смотрят на тебя, как перед расстрелом.
— Но мы все состаримся, Николай. Для чего делать из этого трагикомедию? Вы еще совсем не стары. Мужчина в ваши годы еще молодой человек.
Словно не слыша ее, он продолжает свой монолог, как будто всю жизнь провел на подмостках, а не в бесшабашном кругу русских аристократов и юнкеров.
— Молодость кажется мне сейчас такой бессмыслицей. Как быстро она пролетела. Наша всегдашняя компания сидит и валяется в траве на каком-то пригорке среди цветущих яблонь. Мы пьем шампанское. Кто из нас думал о том, что будет с нами завтра? Кто задавался вопросом, куда идет Россия? Нас интересовало только, кто лучше стреляет из пистолета. Все мы ненавидели обязательные посещения стариков. Для меня самой гнусной обязанностью были визиты к тетке, княгине Оболенской, которая меня обожала и все время ждала. За ужином у нее выпадали куски изо рта. На ее похороны я не потрудился пойти. Этого мне еще не хватало! А теперь я вижу: только эти два мира и существуют на свете. Молодость и старость. Не все ли равно, кто ты был — Парфенов, Нежинцев, Репнин или Цинна. Внезапный удар колокола. Твое время ушло. Наступит день, когда Лондон будет расчищен, прибран, освободится от развалин: и снова настанет весна, и снова будет веселье, но не для нас. Так надо ли и дальше дожидаться милостыни, которую подадут тебе на старости лет? К чему роптать?
Она предчувствует, сейчас муж снова заговорит о самоубийстве, и заранее содрогается. С тех пор как в доме завелись какие-то деньги, несчастная женщина так жаждет жизни, хотя бы и такой, какая им дана, она готова всеми силами бороться за него.
Десять лет назад ее муж был самым красивым офицером среди царских эмигрантов.
Она убеждает Репнина: его страх перед старостью просто смешон. Он еще молодой человек. Здоровый, сильный. Чего он боится? Почему русские не подают тут голоса? Напрасно он вышел из Комитета. Следовало бы ему вернуться в Комитет, он поддерживает связь с Парижем и оказывает помощь. Муж должен подумать о себе. В одиночку он ничего не сможет сделать ни для себя, ни для своих сограждан, бывших воинов Деникина. Теперь они «перемещенные лица». Она больше ничего не понимает. Он стал напоминать ей нищих, которые тут стоят перед почтами. Безмолвно, как немые. Продают для вида спички, чтоб не побираться. Молча. Старые. Одинокие. Никого у них нет на белом свете. Трясутся от холода. Посреди всей роскоши и богатства этого громадного города. Кое-кто таскает с собой ящичек. В нем — прикрытая лохмотьями — собачонка. Рассчитывают с помощью собачки разжалобить прохожих, иной раз им это удается. Особенно податливы женщины. У Нади эти сцены тотчас же вызывают слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241