Черные волосы и борода обрамляли его лицо; грудь и руки тоже заросли волосами. Ходил он всегда с засученными рукавами и широко распахнутым воротом рубашки, без жилетки, но в подтяжках. Он походил на дикаря и, по слухам, был очень злым человеком. Говорили, что только одна жена и умела его укрощать. Она была настолько же кротка, насколько он лют; когда она по утрам, надев белый чепчик, наливала молоко покупателям, лицо ее озаряла улыбка. Нам, мальчикам, частенько перепадало от нее по груше. Но мать бранилась, что молоко жидкое, разбавленное водой.
— Сладкая улыбка вместо сливок! — говорила мать. — Неспроста, видно, люди богатеют.
Все думали, что пивовар очень богат. В молодости он промышлял тюленей на собственном судне и занимался пиратством. Говорили, что имя его занесено в столице на черную доску. Пивовар завел много скота и имел долю в пароходной компании своего брата.
Брат его владел большим хутором по соседству, однако не занимался сельским хозяйством, а торговал зерном, лесом, углем и другими товарами и возглавлял крупную пароходную компанию Берг, которой одно время принадлежало больше ста судов. Он считался самым влиятельным человеком в городе, но жил очень скромно, хотя и носил кожаную обувь даже по будням. Зато пивовар и в будни и в праздник ходил в больших деревянных башмаках.
Каждую субботу или Георг, или я ходили в пивоварню за восьмушкой пива. Это было не настоящее пиво, но все же какое-то его подобие,— оно оставалось после ополаскивания бочек и пивоваренных чанов и продавалось по сорока эре за бочонок в семнадцать — восемнадцать литров. Когда старый работник Ханс Хольм бывал в хорошем настроении, он пускал нас в глубокий подвал и давал попробовать настоящего пива, густого и сладкого, от него мы приходили в какое-то странное состояние: нам одновременно хотелось и плакать и весело смеяться.
Гораздо лучше знали мы дом купца Берга. По субботам весь внутренний двор бывал заставлен крестьянскими телегами: хозяин сам приглашал крестьян завернуть к нему и указывал работникам, куда и как ставить телеги, чтобы выгадать побольше места. Нам часто удавалось заработать по десять эре, помогая распрягать или запрягать лошадей или бегая по поручениям крестьян. Но приходилось быть осторожным — не ходить в город и не покупать там по более дешевым ценам то, что имелось у самого Берга; за это хозяин мог прогнать нас.
Мы с братом наловчились отыскивать работу; теперь никто из мальчиков уж не мог превзойти нас в этом. Они по-старинке ждали, пока за ними пришлют, —мы же сами старались поспевать всюду, где была надежда подработать. Но так длилось недолго, потому что и другие мальчики стали брать с нас пример и увязывались за нами по пятам, чтобы участвовать в дележе добычи. Мы всячески старались избавиться от конкурентов, но это не всегда удавалось, — многие научились действовать самостоятельно и частенько опережали нас. Завязывалась драка, и тут Георг не щадил себя: он становился впереди и принимал удары на себя.
— Ты только ревешь, — говорил он, — так держись лучше сзади и смотри, чтобы никто не захватил меня врасплох! А когда я сброшу башмаки, то сейчас же хватай их!
Георг необыкновенно ловко сбрасывал сразу оба деревянных башмака, и если я успевал проворно подхватить их, он тотчас же надевал башмаки на руки, как боксерские перчатки.
Теперь все это кончилось. Мы, как и другие мальчики, научились и ловить рыбу, и жать, и ухаживать за скотом, они же в свою очередь переняли наши приемы. Мы с братом стали замечать, что повсюду появилось много конкурентов; заработок наш и было не так-то просто, особенно зимой. Когда мне надоедало сидеть дома, я мог пойти на хутор, где летом работал пастухом, Георгу же приходилось жить у родителей и помогать отцу в каменоломне.
На хуторе мне всегда были рады. Когда там молотили хлеб или резали солому, я правил лошадью или подбирал мякину, а то и просто разговаривал с пастухом и работником или сидел в общей комнате и дразнил девушек. Потом мне давали чего-нибудь поесть и крынку молока. Работники были все те же, и поэтому мать считала, что это хорошее место и мне следует за него держаться.
Между прочим, мне предлагали перейти к одному оптовому торговцу, который тоже разводил скот, но мать отсоветовала — она недолюбливала купцов.
— Это самые последние люди, — говорила она,— они продали свои души сатане и теперь всех держат в руках.
Действительно, это они всегда и все решали; если бедные люди хотели добиться чего-нибудь, они должны были прибегать к покровительству богатого купца. Купцы составляли у пас на острове как бы особое племя, — почти все они породнились между собою. И с виду они отличались от других жителей, и фамилии у них были необыкновенные.
Мать думала, что их странные фамилии и необычный внешний вид должны служить для людей предостережением. Дедушка говорил то же самое. Переселились они сюда откуда-то из других мест, навезли с собой полные сундуки денег с намерением еще более приумножить их; как другие сеяли хлеб, так и они вкладывали свои деньги повсюду, где это было выгодно. Падет ли у крестьянина корова или лошадь, они тут как тут и предлагают ему другую в кредит. От человека требовалось только поставить свою подпись на бумаге, и ему сразу оказывали помощь. Но какую? В один прекрасный день все его достояние переходило в карман благодетеля. Так эти люди обосновались в городе, сделались крупными купцами и закабалили всех. Теперь у них были постоянные клиенты, и они сами устанавливали рыночные цены. Упаси боже, если крестьянин что-нибудь покупал или продавал в другом месте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55