.. исчез еще один мальчик, за ним другой.
Сержант ругался, кричал хриплым голосом. Мы проходили мимо школы на Блегдамсвей. Мальчишки висели на заборе и показывали нам языки. Всех так и подмывало ответить им, но страх терзал нас и делал безразличными ко всему. Мы продолжали шагать по пыли, точно колонна арестантов. Только мой брат решился ответить; он угрожающе приставил к лицу сжатый кулак, когда мы маршировали мимо наших смертельных врагов. Но сегодня и его храбрости хватило ненадолго. Он шел несколько впереди меня, и я увидел, что он что-то затевает. «Сейчас он удерет», — заключил я. И когда мы проходили мимо старой литейной, он не выдержал: одним прыжком он отделился от рядов, побежал к мастерской и скрылся среди железного лома. В тот же миг какая-то искра сверкнула в моей бестолковой голове. Весь дрожа, я поднял руку. Сержант кивком головы подозвал меня к себе на тротуар.
— Это мой брат удрал, — сказал я. — Хотите, я приведу его обратно?
— Конечно! Приведи его, черт возьми! — закричал «людоед». — Схвати его и притащи живого или мертвого, олух!
Я легко нашел Георга среди ржавых паровых котлов на площадке, которая была нам хорошо знакома. Мы побежали прямо к озерам и долго бродили рука об руку по городу. Домой идти в это время дня мы не решились.
— Теперь нам достанется! — сказал брат, когда мы перешли через мост Фреденсбро и почувствовали себя в безопасности. — Ой-ой-ой, и как еще достанется! «Людоед» больно бьет, он привык дубасить своих солдат.
На это я не обратил никакого внимания. Я сосредоточился на одном: как спастись, что сделать, чтобы меня не утопил ужасный сержант? Выхода как будто не было. Этот вопрос, как и все роковые вопросы, оставался неразрешенным.
На следующий день во время перемены во дворе неожиданно появился сержант. На его лице было довольное выражение, пока он ходил вокруг, высматривая преступников и отмечая их в списке. Он разыскивал беглецов и, когда их набралась целая куча, отвел в сторону и велел построиться. Учителя, стоявшие на лестнице, смеялись.
Я спрятался от «людоеда» за большим деревом, но «Толстяк Массен» увидел меня с лестницы и сделал ему знак. И вдруг «людоед» появился передо мной.
— Куда ты исчез в субботу? — спросил он, а затем поднял меня за шиворот в воздух, как котенка, и понес к остальным. — Ведь ты должен был привести брата!
— Я удрал, — тихо пробормотал я: в это мгновение я не мог придумать никакой отговорки.
— Ну, ты по крайней мере хоть честен! — сказал он и опустил меня на землю. Он смотрел на кучку беглецов.— Вам, собственно, не мешало бы всыпать хорошенько по одному месту, — закричал он, весело и многообещающе посмотрев на нас, — но теперь придется подождать до субботы: сегодня мне некогда! И боже вас упаси, если кто не явится в субботу! — крикнул он, уходя.
— Ну, больше он меня не увидит, — пробормотал мой брат. — Пусть так и зарубит себе на носу! Ты тоже дураком будешь, если придешь. Плюнь на него! Ты ничем не рискуешь, ведь мы скоро уедем.
Вот каков был Георг, уже и тогда он не колебался делать долги, ни на минуту не думая о том, как будет за них расплачиваться. Я же, наоборот, от природы был наделен злосчастной потребностью расплачиваться, не дожидаясь, пока с меня спросят. Поэтому я не последовал совету брата и явился на следующее купание. На этот раз я не раскаялся в том, что положился на свой собственный рассудок, хотя обычно житейская мудрость брата оказывалась более состоятельной, чем моя: тому, кто делает долги, редко приходится расплачиваться самому.
В следующую субботу мы без особого урона достигли солдатских купален. Мальчики долго раздевались, хотя надето на них было не очень-то много. Один жаловался на одно, другой на другое, уверяя, что ему нельзя купаться. Сержант живо расправился с ними.
— Ну, а у тебя что болит? — спросил он меня ласково, склонив набок голову.
— У меня грыжа, — жалобным тоном ответил я; я слышал, что грыжа освобождает от купания.
— Мы наденем тебе бандаж, — сказал он и обвязал меня вокруг пояса длинной веревкой. И вдруг я полетел в бассейн. Сердце мое остановилось. Светлая вода, небо — все слилось надо мной в золотисто-зеленом сиянии. Свет и нежные струи окутывали меня. Мне казалось, что я брежу. Я ощущал такую легкость, какой на знал никогда раньше. Выйдя из бассейна, я весь преобразился, страх перед водой исчез, уступив место чувству полной уверенности. Я опять бросился в воду, совсем не подумав о том, что сержант снял с меня веревку. Он зарычал и бросился вслед за мной.
— Экая водяная крыса! — сказал он и плюнул.— Собственно говоря, тебе следовало бы хорошенько всыпать!
Смеясь, он дал мне сильный шлепок, и на этот раз смех его был искренним.
Со страхом перед купанием было навсегда покончено. С тех пор я сам стремился к воде и действительно стал как бы водяной крысой. По временам мне за это попадало, но зато я отделался от золотухи. Мне больше не надо было пить морскую воду.
Лето подходило к концу, а наш переезд на Борнхольм все еще откладывался. Отец остановил свои выбор на маленьком городке Нексе, где жил его школьный товарищ, с которым он иногда переписывался. Этот друг детства, — теперь он был столяром,— присмотрел для нас квартиру и разузнал о работе для отца. Все как будто было в порядке, только о деньгах, обещанных муниципалитетом, все еще не было ни слуху ни духу. Но наконец в сентябре и этот вопрос уладился. Мать сняла картины и уложила их между двумя матрацами. Все было упаковано, погружено на большую телегу и отвезено на пароход. Мы бродили по пустым комнатам и от нетерпения не могли найти себе места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54