Отец уверял, что дядя Лассен надевает красную ливрею и стоит за ее стулом, пока она кушает.
Да, Лассены были важные люди и, если уж говорить правду, совсем не принадлежали к нашему кругу. Тетя Лассен раз или два была у нас и приносила нам игрушки, которыми раньше играли сами принцы, но отец бросал их в печку, несмотря на наши слезы. Позднее я бывал у тети Лассен с матерью, а как-то раза два даже пробовал вместе с братом самостоятельно навестить их, но нас вежливо выпроваживали. Этим, собственно, знакомство и ограничивалось. Все же мать тянулась к ним, как к солнцу, — даже и здесь проявилась ее особая способность — извлекать многое из малого. Мы же, дети, охотно подражали ей: нам хотелось хоть немного скрасить свою жизнь.
— Только бы они нас не выгнали! — чуть ли не в десятый раз говорил брат, подымаясь по лестнице.
Так оно и вышло. Вернее, нас просто не впустили. Сквозь тонкую занавеску за входной дверью мы видели, как они ходили по квартире, но нам не отперли. Мне было жаль их: значит, они не попадут к нам в гости, — и я хотел хорошенько стукнуть в дверь ногой, но Георг удержал меня.
— Разве ты не понимаешь, что они отлично видят нас? — сказал он. — Именно поэтому-то они и не отпирают. До чего же ты глуп!
Да, я был глуп! В моей голове никак не укладывалось, что они видят нас и все же не открывают двери.
— Это потому, что мы недостаточно благородны для них, дуралей!
Тут я наконец понял. В первый раз в жизни я осознал, что значит принадлежать к низшему слою общества.
— Ну, я тогда возьму и обмочу им дверь, — сказал я рассердившись.
Но брат стащил меня вниз по лестнице, и мы поплелись домой.
Зато к нам пришли дядя и тетя Оттерберг и тетя Трине с девочками (мальчик ее учился в каком-то закрытом учебном заведении), и вечер прошел очень удачно. Мать дала нам на блюдечке немного зеленого мыла, и мы пускали мыльные пузыри около прачечной, а потом всех нас угостили бутербродами.
Когда мне пошел уже седьмой год, к нам как-то явился добрый и милый человек и взял меня за руку.
— Я пришел от общественности, которая для всех нас любящая мать, — сказал он.—До сих пор ты жил беззаботной жизнью под крылышком своих родителей. Теперь ты пойдешь в школу и со временем сможешь стать полноценным человеком и гражданином. Посмотри, вон там мы построили школу — настоящий дворец, точную копию самой жизни. Ты встретишь здесь все в уменьшенном масштабе и получишь возможность применить свои способности. Мы разовьем их, а то, чего в тебе недостает, постараемся привить. Ты станешь человеком в полном смысле слова. Ибо человек — это самое дорогое, самое ценное, что существует на свете. Поэтому ни одна частичка того, что в тебе есть, не должна быть утрачена. И мы начнем с самого основного. Прежде всего тебе нужна горячая ванна. Ты никогда раньше не мылся в ванне? Ну, так пора уж начать. После ванны бывает так приятно. Становишься удивительно чистым и очень хочется есть. Как, ты всегда голоден? Ну, у нас в школе ты будешь сыт! Наш лозунг: питание, питание и еще раз питание! А ты думал, мы будем пичкать тебя зубрежкой? Нет, зубрежку выдумал сам дьявол, чтобы убить свежий и восприимчивый детский ум. Здесь мы не будем делать ничего подобного. Мы не станем гасить огня! Мы стремимся зажигать, а не тушить, будем пробуждать все, что в тебе дремлет, заставим все цвести и приносить плоды. Но мы не предложим тебе духовной пищи, пока не позаботимся как следует о твоем детском организме, — мы не настолько бесчеловечны и не настолько глупы. Ты должен хорошенько и досыта кушать, а все остальное пока отложим. Быть сытым — как это хорошо! Разве ты никогда не испытывал этого? Пей же молоко, как новорожденный теленок; потом мы пойдем на луг, что около школы, посмотрим на коров, которые дают нам это чудесное молоко, и тебе позволят самому подоить их. Должно быть, удивительно занятно самому кормить корову и самому выдаивать прекрасное, жирное молоко,— эту лучшую пищу для всякого живого существа! Как, тебе давали только соску и процеженную кашицу? Ну да, раньше случалось, что у бедных женщин не было молока. Оно пропадало от непосильной работы и оттого, что они пили много холодной воды. Но мы не будем задумываться над прошлым, это слишком печальный и тяжелый этап. Теперь наслаждайся молоком, пей его, чтобы стать крепким и краснощеким. Тебе надо будет кое-чему поучиться, но, конечно, не сразу. Ты полечишь возможность учиться прекрасному, великому и необходимому, и твои глаза засияют, и сердце твое забьется сильно и радостно. Но сначала нам надо пойти к школьному врачу, он осмотрит тебя и возьмет твою кровь на анализ. Легкие не совсем в порядке, но мы их поправим. Это от непосильного труда и недоедания. Железы увеличены, в легких туберкулезные палочки; при скверных условиях жизни это означает гроб, кладбище! Но теперь нет больше бедности — мы, учителя, упразднили ее! В один прекрасный день мы выбросили розгу и катехизис и взялись за микроскоп и анализы крови. Мы показали детям в микроскопе, что гнездится в них самих и в их лохмотьях, — да, им пришлось принести даже клочки своего грязного постельного белья! И когда дети и родители неоднократно видели под микроскопом, как в этих лохмотьях кишат миллиарды всевозхможных бацилл и микробов, когда они почувствовали, как смерть подкрадывается к ним, они решили покончить со всем этим, и бедность исчезла сама по себе. Не говорите же, что просвещение не может оказывать революционизирующее воздействие.
Мы дадим тебе прежде всего здоровое тело и научим правильно ухаживать за ним. А потом, мой мальчик, когда твой организм окрепнет, начнется серьезная работа, появятся высокие замыслы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54