Спал я долго, а он, разумеется, скучал, — он вообще быстро начинал скучать, — но разбудить меня не решался. Чтобы кое-как убить время, он принялся набивать мне рот сухим овечьим навозом. Я проснулся оттого, что Георг стал засовывать мне эти маленькие черные и твердые шарики даже в нос. Я закричал, меня начало рвать, а брат усердно помогал мне освободиться от «этой дряни, которая попала в глотку», — но я ему больше уже не верил. И все же, когда какой-то большой мальчик подошел к нам и хотел побить Георга, я тотчас же стал на сторону брата, и чужой мальчик убежал. Таким образом, мы восстановили дружбу и зашагали дальше. Брат всю дорогу болтал, чтобы окончательно загладить свой поступок.
— Конечно, ты еще долго будешь плеваться, шарики не очень-то приятно пахнут. Но, поверь мне, они придают силу, поэтому постарайся как-нибудь привыкнуть к их вкусу. Ты, наверное, видел, что сильные мужчины всегда держат во рту и жуют что-то темное, как раз вроде того, чем я тебя накормил! Тогда сделаешься чертовски сильным. Сегодня ведь этому мальчишке больше всего досталось от тебя.
Георг продолжал морочить мне голову своей болтовней, так что я одурел и под конец совсем перестал соображать. Если бы мы вскоре не пришли в «ревенный квартал», я, наверное, согласился бы есть овечий навоз.
У дяди я впервые в жизни отведал клубничного варенья. Обратный путь тоже был довольно удачным, хотя мы и попали под дождь. Но мы перевернули плетеную люльку вверх дном и, держа ее над головой, шли под ней, как будто под крышей.
Я хорошо помню, каким шумом сопровождалось мое поступление в приют, но зато о времени моего пребывания там у меня не сохранилось никаких воспоминаний. Мать, разумеется, не могла каждую неделю выкраивать по пятьдесят эре, чтобы платить за учение.
Но я от этого ровно ничего не потерял. Мне не надо было приучать себя к порядку и послушанию. Трудовая жизнь достаточно хорошо научила меня и тому и другому. К учению же за партой я никогда не мог привыкнуть. Не знаю, где искать причину этого: в системе преподавания или во мне самом. Зато я усваивал гораздо больше знаний из самой жизни, чем другие дети, которые, так же как их родители, считали, что черпать знания можно лишь на уроках и из книг.
Впоследствии я заметил, что существует громадная разница между людьми, получившими книжное образование, и такими, как я, поставленными перед необходимостью по крохам собирать знания путем собственного опыта. И позвольте мне сказать, что я не променял бы этот путь ни на что другое. Конечно, гораздо легче овладеть теми или иными знаниями с помощью книги и учителя, чем без них, — требуется только вера в авторитеты и способность заучивать наизусть. Но зато гораздо прочнее те знания, которые дает сама жизнь, — они куда разностороннее и шире. Мне часто приходилось видеть, как люди с высшим образованием становятся в тупик перед самыми простыми явлениями природы. — Это не моя специальность, я этого не изучал,— обычно оправдывались они.
Человек, получающий академическое образование, поставлен, мне кажется, в слишком большую зависимость от книг и от преподносимого ему материала, который он воспринимает пассивно. Он может достичь успеха, если некритически позволит начинить себя знаниями. И, наоборот, человек должен быть чрезвычайно активен, если ему самому приходится заботиться о своем развитии, извлекать знания из тысячи жизненных явлений.
Говорят, куры, которых держат взаперти и пичкают специально составленным кормом, определенными порциями и в положенные часы, теряют способность отыскивать себе пищу, когда их выпускают на волю и предоставляют самим себе; они начинают класть яйца, но без скорлупы, потому что разучились отделять и собирать необходимое для скорлупы вещество — известь. Я обладал умением отбирать из жизни и классифицировать то, что было необходимо для моего роста, да и теперь еще не утратил этой способности, что может до известной степени отдалить меня от интеллигенции, большая часть которой получает в наш век академическое образование.
В детстве я еще не умел пользоваться накопленным опытом и освежать в памяти усвоенное, да и впоследствии не научился этому. К тому же, чтобы заучивать наизусть, надо слепо доверять изучаемому материалу. Я мог бы в любой момент провалиться на экзамене, окажись он проверкой только моей памяти, а не умственной зрелости. Но я с раннего возраста по-своему воспринимал все явления жизни. Пережитое как бы врезалось в мой ум и критически перерабатывалось мною. Даже из отрицательных сторон жизни я умел извлекать пользу для своего духовного роста. Моя страсть бродить повсюду также давала возможность познавать добро и зло, что было для меня очень важно. В этот период детства я причинял своим родителям много огорчений. Я собирал необходимый для понимания жизни материал, как пчела собирает мед и воск. Но если берешь все подряд, без разбору, тебя иногда подстерегает некоторая опасность: когда пчелы залетают слишком далеко, их мед становится ядовитым, — но только не для самих пчел!
Одним из результатов моих странствований было то, что я выучился читать, можно сказать, между делом. Это пришло само собой, просто как бы пристало ко мне, как цветочная пыльца пристает к пчеле, когда она перелетает от цветка к цветку. Часто, когда у меня сосало под ложечкой, я шел к лавочнику и спрашивал, не будет ли какого поручения, — на вывеске лавки стояло «пекарь». Это было так просто. Слова «сегодня свежее мясо», написанные на доске у входа в трактир, также нельзя было ни с чем спутать,— это означало, что можно получить бесплатно тарелку горячего супа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54