Беспокойство охватило и Уцу. Смех во сне — горе наяву!
Стойка Чернец его товарищ отряхнулись на крыльце от снега. Собака, сидевшая на цепи, два раза лениво тявкнула и умолкла.
Уца удивилась:
— Что же это на них собака не брешет? Настасия зашептала:
— Она было залаяла, а чужой как заговорил с ней, так Гриву и затих.
Аниняска поправила на голове платок, взглянула на себя в осколок зеркала, сунула ноги в шерстяных чулках в чеботы и вышла в сени встречать гостей. После первых же слов незнакомца она успокоилась.
— Мир вам и добрые вести.
Настасия прикрыла глаза ладонями и прислонилась затылком к печи. Бледная и подурневшая, она казалась смущенной; талия у нее располнела. Незнакомец окинул ее быстрым взглядом, потом снова обратился к крестной:
— Узнаешь меня, Уца?
— Как будто бы... как будто...— едва прошептала Уца, начиная с улыбкой что-то припоминать.— Ах! Ведь ты мастер, брат Стойки. Когда-то ты носил бороду... А теперь словно другой человек...
— Все тот же Бойку,— засмеялся мастер.— И все-таки ты права — того, что раньше был, уже нету.
Вздохнув, Уца почему-то опустила голову.
— Скажи-ка нам, чернобровая,— продолжал мастер веселым тоном,— где мы можем сбросить все это с себя? А потом и поговорим.
Аниняска тут же свалила в кучу на постель, поближе к печке, всю их одежду. Снуя туда и сюда, она слегка подтолкнула локтем Настасию. У девушки еще сильнее затряслись плечи от рыданий...
Мастер остался в сапогах и серой вельветовой куртке. Он повернулся вполоборота к Настасий и, казалось, был немного смущен. Правой рукой он провел по седым, коротко остриженным волосам, левой вытащил из кармана трубку. Набил ее табаком. Достав зажигалку, он щелкнул ею — появился огонек. Девушка искоса, с любопытством смотрела на маленькое чудо в руках неизвестного. Стойка подошел к ней:
— У него новости от Митри...
Она подняла голову и глянула на блестящий снег во дворе. Потом опять закрылась ладонями.
— Чернобровая, скажи девушке, чтоб не стыдилась,-— ласково проговорил мастер Войку.
— Слышишь, девонька, как зовет он меня по старой памяти? — развеселилась крестная Уца.— Смешно теперь, в мои-то годы.
Девушка продолжала всхлипывать.
Мастер выпустил через нос две струйки дыма и поднял густые, еще черные брови.
Значит... воспоминания о былом одной и девичий стыд другой — более важные вопросы, чем падения государств и мировые войны...
— Известия от парня получали? — спросил он Аниняску.
— Да. Два раза он и деньги посылал. Девушка зарыдала:
— Давно уже письма не было.
— Ас каких пор?
Настасия снова отвернула голову.
— Да с неделю,— ответила Аниняска.— Теперь на фронте уже никакой опасности нет.
Наступило молчание.
— Принесу чего-нибудь закусить,— поднялась Аниняска.
— Потом, потом, Аниняска,— удержал ее мастер.— Погоди. Я приехал в Малу Сурпат по своим политическим делам. Но мне писал один мой ученик, друг унтер-офицера Кокора, что этого парня кой-что тревожит здесь у вас. И вот раз я приехал сюда, то решил сам посмотреть, что и как. Сначала повидался я с братом моим Стойкой. Он мне кое-что рассказал. Мы вместе побывали на мельнице.
Настасий опустилась на пол и заплакала навзрыд.
— Выгнали меня, в самые крещенские морозы. Анпняска обняла ее за плечи и стала утешать.
— Мне сказали, что девушка здесь. Я и пошел проведать ее. Но сначала я спросил Лупгу про землю его брата. Он туда-сюда — дескать, за эту землю он с братом рассчитался и даже тот у него в долгу, так что они сочтутся, когда вернется Митря, если только он вернется.
— Слышите, люди добрые,—охнула крестная Уца, наклоняясь над девушкой.
— Когда речь зашла о девушке...
Настасия еще больше съежилась, но, вся превратившись в слух, перестала плакать.
— Когда речь зашла о девушке...— продолжал мастер.
— Знаю, знаю,— возбужденно заговорила Аниняска,— она, мол, весь дом опозорила, на селе она — притча во языцех, родит незаконного ребенка. А какого такого незаконного? Это — дитя любви чистой. Законнее, лучше этого и быть не может.
— Твоя правда, твоя правда,— успокоил котельщик.—Наш закон защитит ребенка.
— Как он смеет говорить такие слова? — снова вспыхнула крестная Уца.— Чтоб его черти задушили! У-у, урод ненавистный...
Настасия приподнялась и на коленях подползла к незнакомцу. Она протянула к нему руки.
— Господи,— зарыдала она,— уж как меня поносят, как чернят на селе из-за моего ребеночка.
Мастер взял ее за руки и поднял:
— Девица-красавица, новый закон не даст в обиду твоего младенца.
У девицы-красавицы покраснели глаза и стали огромными, словно луковицы.
— Я сказал мельнику, что и смерть брата ему не помогла бы,— сурово продолжал мастер.— У брата есть наследник, который будет защищать свои права.
— Мальчишка будет,— объявила Аниняска, уперев руки в бока.
— Уж лучше девочка,— весело сказал мастер.— Ей воевать не придется. Будет рожать детей. Как я уже говорил, завел я речь с мельником о замужестве девушки, о том и о сем, припугнул его. Он обещал Настасий два погона земли из тех, что ей принадлежат.
— И на том спасибо,— вздохнула Аниняска. Настасия воскликнула:
— Хоть на четвереньках, да обработаем ее!
Мастер, с каменным лицом, не сводил с нее глаз, как бы молча напоминая, чем будет она занята летом, ж она снова застыдилась, но уже не так сильно.
В разговор вмешался Стойка Чернец:
— Придет лето, пройдет время, Войку. Я знаю, сколько горечи накопилось у Митри. Пусть только поскорей приезжает. Я думаю, не стоит ждать, пока ненависть состарится.
— А у некоторых,— улыбнулся мастер,—злоба, как вино, становится крепче со временем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50